Роботы утренней зари

— В какой-то мерея понимаю, почему ты бросился защищать меня. Во-первых, предполагаемый убийца был роботом и в этом случае не мог, как бы его ни программировали, целиться в человека с намерением его убить. Не мог он целиться также и в тебя, поскольку ты достаточно похож на человека, чтобы активизировался Первый Закон. Даже если робот и знал, что на балконе гуманоидный робот, он не мог быть уверенным в том, что это именно ты. Следовательно, если робот хотел уничтожить кого-то на балконе, то только меня, явного робота, и ты сразу же стал защищать меня. Во-вторых убийца был аврорцем — все равно, человеком или роботом. Самое невероятное, что такое нападение было сделано по приказу доктора Амадейро, поскольку он экстремист в своих антиземных взглядах и, как мы предполагаем, готовит уничтожение Земли. Доктор Амадейро, как мы можем резонно предполагать, знает о моих способностях от мадам Василии и хотел получить перевес, уничтожив меня, потому что он, естественно, боится меня больше, чем кого-либо, человека или робота. Логично, что ты, подумав об этом стал защищать меня. В сам ом деле, если бы ты не повалил меня, выстрел разрушил бы меня, но, друг Дэниел, ведь ты не знал, что убийца робот и аврорец. Я сам только успел заметить странную эмоциональную форму мозгового рисунка на расплывчатом фоне человеческих эмоций, когда ты толкнул меня, и я только потом имел возможность информировать тебя. Без моих способностей ты мог только понять, что оружие нацелено, как ты естественно должен был подумать, на человека. Логической мишенью была мадам Глэдия, но мог быть любой другой человек на балконе. Почему ты игнорировал мадам Глэдию и защищал меня?

— Друг Жискар, рассмотри ход моих мыслей. Генеральный секретарь сказал, что двое мужчин-аврорцев направили модуль к Земле. Я сразу предположил, что на Землю прибыли доктор Амадейро и доктор Мандамус. Для этого могла быть только одна причина. Их план, каким бы он ни был, близок к завершению. Теперь, когда ты приехал на Землю, они бросились сюда, пока ты не остановил их своей мысленаправляющей силой. Для своей безопасности они должны были разрушить тебя, если это им удастся. Поэтому, увидев направленное оружие, я оттащил тебя с линии огня.

— Первый Закон, — сказал Жискар, — должен был вынудить тебя убрать с линии огня леди Глэдию. Никакие мысли и соображения не должны были изменить его.

— Нет, друг Жискар, ты важнее, чем мадам Глэдия. Фактически, ты более важен, чем любой человек в данный момент. Только ты можешь остановить уничтожение Земли. Поскольку я знаю о твоей потенциальной услуге человечеству, то, если передо мною стоит выбор действий, Нулевой Закон требует от меня защищать первым делом тебя.

— И ты не чувствуешь дискомфорта, действуя вопреки Первому Закону?

— Нет. Потому что я действовал, повинуясь Нулевому Закону, превосходящему Первый.

— Но Нулевой Закон не был впечатан в тебя.

— Я принял его как естественное следствие Первого Закона: лучше всего уберечь человека от вреда — это обеспечить человеческому обществу защиту и хорошее функционирование.

Жискар задумался:

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но что, если бы, спасая меня, и, следовательно, человечество, ты увидел бы, что мадам Глэдия мертва? Как бы ты себя чувствовал, друг Дэниел?

— Не знаю, — тихо сказал Дэниел. — Однако, если бы я бросился спасать мадам Глэдию и дал разрушить тебя и вместе с тобой будущее Человечества, разве я пережил бы этот удар?

Оба долго стояли молча.

— Может быть, и так, — сказал наконец Жискар. — Но ты согласишься, что в этих случаях судить трудно.

— Согласен, друг Жискар.

— Это трудно, даже если нужно быстро выбрать между индивидуумом и человечеством, когда ты не уверен, с каким аспектом человечества имеешь дело. Настолько трудно, что вся обоснованность Законов Роботехники оказывается под подозрением. Коль скоро вступает абстрактное человечество, Законы Роботехники начинают сливаться с Законами Гуманистики, которые, видимо, даже не существуют.

— Я не понимаю тебя, друг Жискар.

— Неудивительно. Я и сам не уверен, что понимаю. Когда мы думаем о человечестве, которое мы должны спасти, мы думаем о землянах и поселенцах. Они более многочисленны, чем космониты, более сильны, более экспансивны. У них больше инициативы, потому что они меньше зависят от роботов. У них больший потенциал биологической и социальной эволюции, потому что они короткоживущие, хотя долгая жизнь способствует великим вещам в индивидуальном плане.

— Да, — сказал Дэниел, — ты хорошо и сжато охарактеризовал это.

— Однако, земляне и поселенцы, похоже, охвачены мистической, иррациональной верой в святость и неприкосновенность Земли. Не окажется ли эта мистика роковой в их развитии, как мистика роботов и долгой жизни связывает космонитов?

— Не знаю, — сказал Дэниел. — Я не думал об этом.