— Ну, тогда я все это приму в расчет, — медленно сказал Амадейро. — Четыре пункта: ядерный усилитель, гуманоидные роботы, роботы-телепаты и уход с планеты. Откровенно говоря, я не верю ни в один из этих пунктов, но я уговорю Совет санкционировать беседу с Регентом Солярии. А теперь, Василия, я уверен, что вам нужно отдохнуть. Почему бы вам не взять несколько недель отпуска и заново привыкнуть к солнцу Авроры и прекрасной погоде, прежде чем взяться за работу?
— Это очень милое вашей стороны, Келдин, — сказала Василия, не вставая с кресла, — но осталось еще два вопроса, которые я должна понять.
Амадейро невольно потянулся к часам:
— Это займет много времени, Василия?
— Сколько бы это ни заняло, Келдин, это необходимо обсудил.
— Что вы хотите?
— Для начала — кто такой этот молодой всезнайка, который похоже, думает, что он тянет весь Институт — Мандамус?
— Ага, вы встретились с ним?
Улыбка Амадейро стала несколько натянутой:
— Как видите, на Авроре кое-что изменилось.
— В этом случае явно не в лучшую сторону, — угрюмо сказала Василия. Кто он?
— Именно тот, кого вы описали: всезнайка, Блестящий молодой человек, достаточно разбирающийся в роботехнике и столь же в общей физике, химии, планетологии…
— Сколько лет этому чудовищу эрудиции?
— Неполных пятьдесят.
— А что будет из этого мальчишки, когда он вырастет?
— Он будет таким же мудрым, как и блестящим, наверное.
— Вы не прикидывайтесь, что не поняли меня, Келдин. Вы намерены подготовить из него следующего Главу Института?
— Я намерен прожить еще много десятилетий.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который у меня есть.
Василия все время вертелась в кресле, и ее робот, стоявший за ней, водил глазами из стороны в сторону, как бы готовясь отразить нападение. Вероятно, его поведение было вызвано недовольством Василии.
— Келдин, — сказала она, — следующим Главой буду я. Это решено. Вы сами так говорили.
— Я говорил, Василия, но после моей смерти решать будет правление. Даже если я оставлю директиву, кому быть следующим Главой, правление может переиграть ее. Это вытекает из правил, на которых основан Институт.
— Вы напишите директиву, Келдин, а правлением займусь я.
Амадейро, нахмурившись, сказал:
— Я не хочу обсуждать это сейчас.
Она несколько секунд смотрела на него в молчаливой злобе, а затем сказала, как выплюнула:
— Жискар!
— Робот?
— Конечно, робот. Разве вы знаете какого-нибудь другого Жискара, о котором я стала бы говорить?
— Ну, так что с ним?
— Он
Амадейро удивился.
— Он был законной собственностью Фастольфа.
— Жискар был моим, когда я была еще маленькой.
— Фастольф одолжил его вам, а потом взял его обратно. Ведь официальной передачи не было?
— Морально он мой. Но в любом случае у Фастольфа больше нет собственности. Он умер.
— Он сделал завещание. Если я правильно запомнил, по этому завещанию два робота, Жискар и Дэниел, теперь собственность солярианки.
— Я не хочу, чтобы они были у нее. Я дочь Фастольфа.
— Ого?
Василия вспыхнула.
— Я требую Жискара. Почему его должна иметь иностранка? Чужая…
— Только потому, что так завещал Фастольф. И она гражданка Авроры.
— Кто так скажет? Для всех аврорцев она «солярианская женщина».
Во внезапном приступе ярости Амадейро стукнул кулаком по подлокотнику кресла:
— Василия, чего вы от меня хотите? Я не люблю солярианку, у меня к ней глубокая антипатия, и будь у меня возможность, я выкинул бы ее с Авроры. Но я не могу оспаривать завещание. Даже если бы был законный путь к этому — а его нет — я не счел бы разумным делать это. Фастольф умер…
— Именно поэтому Жискар должен быть моим.
Амадейро игнорировал ее слова.
— Коалиция, которой руководил Фастольф, распадается. В последние несколько десятилетий она держалась только благодаря его обаянию. Мне желательно собрать фрагменты этой коалиции и добавить к своим последователям. Таким путем у меня будет группа, которая станет доминировать в Совете и контролировать следующие выборы.
— И сделает вас следующим Председателем?
— А почему бы и нет? Аврора хуже не будет, потому что это дало бы мне шанс перевернуть нашу давнюю политику, пока еще не поздно. Беда в том, что у меня нет личной популярности Фастольфа, нет его дара излучать святость, чтобы скрыть глупость. Следовательно, если я вроде бы восторжествую некрасиво и мелочно над умершим, это будет плохо выглядеть. Никто не должен говорить, что Фастольф, пока он был жив, победил меня, а когда он умер, я оплевал его завещание. Я не желаю быть смешным. Вы поняли? Обойдетесь без Жискара!
Василия встала, прищурив глаза:
— Посмотрим!
— Уже видим. Митинг окончен, и если у вас есть некоторые амбиции стать Главой Института, я не потерплю, чтобы вы угрожали мне чем бы то ни было. Советую вам одуматься.
— Я не угрожаю, — сказала Василия.
Весь ее вид и тон противоречили ее словам. Она вышла.