Мандамус отказывался этому верить. Он проник в отчаянное желание Амадейро рассчитаться за старые раны. Казалось очевидным, что Амадейро не устанет слушать его до тех пор, пока останется хоть малейший шанс, что Мандамус сделает месть возможной. Рассеянно оглядывая кабинет, Мандамус задумался, не хранится ли здесь какая-нибудь информация, могущая помочь ему. Полезно было бы не зависеть во всем от Амадейро, но сама эта мысль была бесполезной. Мандамус не знал входного кода в записи, а кроме того, несколько роботов Амадейро, стоявших в нишах, немедленно остановят его при первом шаге к чему то недозволенному. И даже его собственные роботы. Амадейро был прав: роботы были настолько полезными, эффективными и неподкупными стражами, что сама концепция какого-либо преступления, незаконного действия, даже простой хитрости никому не приходила в голову. Такая тенденция попросту атрофировалась, во всяком случае, среди космонитов. Интересно, как поселенцы обходятся без роботов? Мандамус пытался представить себе, как сталкиваются человеческие личности, не имея роботов-амортизаторов, смягчающих взаимодействие, как эти люди, не имея роботов для защиты, вынуждены создавать правильную модель морали, не понимая ее сознательно. При таких обстоятельствах поселенцы не могут быть ничем, кроме как варварами, и Галактику нельзя оставить им. Амадейро был прав и в этом отношении и всегда был прав, а Фастольф был в корне неправ.
Мандамус кивнул, как бы еще раз убеждая себя в правильности того, что он планировал. Он вздохнул, желая, чтобы это не было необходимо, но снова построил цепь рассуждений, доказывающих, что это действительно необходимо. Тут вошел Амадейро. Амадейро был все еще видным мужчиной, хотя прожил уже двести восемьдесят лет. В нем было очень много от идеального космонита, если не считать неудачного бесформенного носа.
— Простите, что я заставил вас ждать, но у меня были неотложные дела. Быть Главой Института — большая ответственность.
— Не могли бы вы сказать, где доктор Василия Алиена? — спросил Мандамус. — А затем я, не откладывая опишу вам свой проект.
— Василия в турне. Она посещает поочередно все Внешние Миры, чтобы установить, в каком состоянии там исследования по роботехнике. Видимо она думает, что поскольку Роботехнический Институт был основан для координации исследований только Авроры, интерпланетарная координация может продвинуть дело. Вообще-то идея хорошая.
Мандамус хихикнул:
— Ей ничего не расскажут. Я сомневаюсь, что какой-нибудь Внешний Мир захочет дать в руки Авроре большую власть, чем она уже имеет.
— Напрасно вы так уверены. Ситуация с поселенцами тревожит всех.
— Вы знаете, где она сейчас?
— У нас есть ее маршрут.
— Верните ее, доктор Амадейро.
Амадейро нахмурился:
— Я думаю, что это можно сделать, но не буду. Я уверен, что она хочет быть подальше от Авроры, пока ее отец не умрет.
— Почему?
Амадейро пожал плечами:
— Не знаю и не интересуюсь. Но зато я знаю, что ваше время истекает. Вы понимаете? Выкладывайте суть или уходите.
Он угрюмо показал на дверь, и Мандамус понял, что терпение Амадейро лопнуло.
— Прекрасно. Так вот, есть еще и третий пункт, по которому Земля уникальна.
Он говорил легко и свободно, словно заранее отшлифовал и отполировал свою речь, чтобы представить ее Амадейро. Тот жадно впитывал ее.
Так вот оно что! Сначала Амадейро испытал громадное облегчение. Он правильно поставил на то, что этот парень не чокнутый. Да, он полностью в своем уме. Затем пришло чувство торжества. Это наверняка сработает. Правда, точка зрения молодого человека в том виде, в каком она была изложена, несколько отступала от тропы, по которой, по мнению Амадейро, она должна была следовать, но это дело поправимое, изменения всегда возможны. Когда Мандамус закончил, Амадейро сказал как можно спокойнее:
— Василия нам не нужна. Соответствующая экспертиза в Институте позволит сразу же начать, доктор Мандамус.
В голосе Амадейро звучала нотка официального уважения.
— Пусть это дело сработает, как запланировано, и вы станете Главой Института, коша я буду Председателем Совета.
Мандамус коротко и сухо улыбнулся, а Амадейро снова сел в кресло и так же коротко позволил себе помечтать о будущем, о том, чего он не мог сделать все долгие и печальные два столетия. Сколько времени это займет? Десятилетия? Одно десятилетие? Часть столетия?
Недолго. Это надо всеми средствами ускорить, чтобы он успел увидеть, как перевернутся старые решения, увидеть себя правителем Авроры, а следовательно, и всех Внешних Миров, и даже повелителем Галактики — без погибших Земли и Поселенческих Миров — до своей смерти.