Роботы утренней зари

— Я начну сначала, если Вы не возражаете. Доктор Амадейро, астрономы считают, что в нашей Галактике миллионы землеподобных планет, на которых люди могут жить после необходимых исправлений окружения, но без каких-либо геологических преобразований. Их атмосфера пригодна для дыхания, есть вода, почва и климат подходящие, существует жизнь. В самом деле, атмосфера не могла бы содержать свободного кислорода при отсутствии хотя бы океанического планктона. Почва в основном голая, но как только она и океан подвергнутся биологическому изменению, их сразу же засевают земной жизнью. Жизнь расцветает, и планету можно заселять. Сотни таких планет были открыты и изучены, и примерно половина из них уже занята поселенцами. Однако, из всех открытых нами пригодных для обитания планет нет ни одной с такими огромными вариациями и избытком жизни, как у Земли. Нище нет ничего более сложного, чем позвоночные мира — папоротникообразный кустарник. О разуме или о чем-то близком к нему нет и речи.

Амадейро слушал эти нудные сентенции и думал: шпарит наизусть. Вслух он сказал:

— Доктор Мандамус, я не палеонтолог, но все, что вы мне говорите, мне известно.

— Как я сказал, доктор Амадейро, я начал сначала. Астрономы все более убеждаются, что все или почти все планеты Галактики, пригодные для обитания, заметно отличаются от Земли. По каким-то причинам, Земля — планета необычная, и эволюция на ней проходила чрезмерно быстрым шагом и полностью уродливым манером.

— Обычный аргумент, — сказал Амадейро, — если в Галактике существовали другие разумные, такие же развитые, как мы, они знали бы о нашем существовании и тем или иным путем дали бы о себе знать.

— Да, сэр. В сущности, будь в Галактике другие разумные существа, более передовые, чем мы, у нас с самого начала не было бы шансов на экспансию. Отсюда совершенно ясно, что в Галактике есть только одни существа, способные путешествовать в гиперпространстве. Что мы вообще единственный разум в Галактике, еще не вполне ясно, но за это очень большой шанс.

Теперь Амадейро слушал со скучающей полуулыбкой.

Молодой человек дидактичен, подавлен тупым ритмом своей мономании. Парень с завихрениями, слабая надежда Амадейро, что у этого Мандамуса действительно есть что-то, могущее повернуть поток истории, начала увядать.

— Вы продолжаете сообщать известные мне вещи, доктор Мандамус. Все знают, что Земля уникальна, и что мы, по всей вероятности, единственные разумные существа в Галактике.

— Но никто не задавался простым вопросом: почему? Земляне и поселенцы не задают его. Они принимают факт. У них мистическое отношение к Земле, они считают ее священным миром и необычные ее свойства принимают как должное. А мы, космониты, тоже не спрашиваем. Мы игнорируем этот вопрос. Для нас куда лучше не думать о Земле вовсе, потому что иначе нам придется считать себя потомками землян.

— Я не вижу добродетели в этом вопросе, — сказал Амадейро.

— Нам не нужно искать сложных ответов на это «почему», случайные процессы играют важную роль в эволюции и в какой-то мере во всех вещах. Есть миллионы пригодных для жизни планет, эволюция может происходить на них по-разному. На одних быстрее, на других медленнее, где-то исключительно медленно, где-то исключительно быстро. Земле повезло, что на ней эволюция происходила исключительно быстро, и поэтому мы здесь. Так что, если мы спрашиваем «почему», естественным достаточным ответом будет «случайность».

Амадейро ожидал, что Мандамус выдаст свое «завихрение» взрывом ярости на вырвавшееся логическое утверждение, представленное в смешном виде, которое полностью расшатывало его тезис. Однако Мандамус смотрел на Амадейро некоторое время, а затем спокойно сказал:

— Нет.

Помолчав, он продолжал:

— Для многократного ускорения эволюции нужно нечто большее, чем одна-две случайности. На каждой планете, кроме Земли, скорость эволюции близко связана с потоком космической радиации, потому что она не поражает Землю в сколько-нибудь значительном количестве. Теперь вы, наверное, видите чуть более ясно, почему это «почему» так важно.

— Ну, дорогой Мандамус, поскольку я все еще слушаю, и даже с большим нетерпением, чем сам предполагал, ответьте на вопрос, который вы так настойчиво поднимаете. Или у вас есть только вопрос, но не ответ?

— У меня есть ответ, — сказал Мандамус. — И он зависит от факта, что Земля уникальна еще в одном смысле.

— Разрешите мне угадать? Вы имеете в виду большой спутник. Но вы же не считаете, что это ваше открытие?

— Отнюдь, — сказал Мандамус, — но учтите, что большие спутники не редкость.

— Все известные большие спутники, кроме того, вращаются вокруг газовых гигантов, но только спутник Земли — Луна — вращается вокруг планеты ненамного большей, чем сам спутник.

— Осмелюсь ли я еще раз употребить слово «случайность», доктор Мандамус?

— В этом случае, возможно, и случайность, но Луна остается уникальной.

— Пусть так, но какая связь между сателлитом и обилием жизни на Земле?