Это было слово, которое я несколько раз слышала от разных людей за годы моего отсутствия, слово, которым пользовался мальчик Питер, когда шептал мне о своих мечтах и желаниях.
– Не вполне, – ответил он, проглотив смешок.
– Тогда я не понимаю, – сказала я, покончив с хлебом и облизав начисто пальцы.
– В его мозг я внедрил ресиверы, – сказал мой мальчик. – И теперь могу контролировать его движения.
Он повернулся ко мне, придвинувшись так близко, что я видела только его глаза, и спросил:
– А сколько у тебя разных мозгов?
Я попыталась спрыгнуть с его плеча, но на моем пути была его рука.
– Я хочу уйти, – сказала я.
– Почему? Я сказал что-то не то?
Куда бы я ни поворачивалась, его рука всегда была на моем пути. Он обратился ко мне лицом, и его губы оказались от меня совсем-совсем близко.
– Мне нужно идти, – проговорила я. – Пожалуйста, отпусти меня.
– Почему ты хочешь уйти? – резко спросил он. – Пока не скажешь, что плохого я сделал, я тебя не пущу.
Я превратилась в женщину, причем тяжелую, которую мой мальчик не смог бы удержать на своем плече. Он упал навзничь, а я вскочила и встала над ним.
– Ты превратил это существо в игрушку, – сказала я.
– Ну и что? – спросил он, все еще сидя на полу и уставившись на меня с открытым ртом. – Чем это отличается от того, что делаешь ты?
Я не знала, что сказать на это, и он принял мое молчание за ответ.
– Вот и хорошо, – произнес он, и улыбка расползлась по его лицу. – Все эти годы я читал нужные книги, и теперь я знаю, что делает ваша сестра. Вы людей превращаете в игрушки. А чем это лучше того, что я сделал с этим тараканом?
Я сделала шаг к окну. Оно было закрыто, но я могла бы отворить его своими человеческими руками, а потом уже выпрыгнуть кроликом или вылететь воробьем.
– У нас все не так, – сказала я. – Я не превращаю людей в игрушки. Просто я даю им возможность делать то, что они и сами бы хотели. А ты… ты даже не знаешь, кто ты такой.
Голос мой дрожал. Я положила руку на подоконник и тут же отдернула ее – мою кожу как огнем обожгло. Присмотревшись, я увидела, что в подоконник на целый дюйм в глубину были вплавлены железные опилки.
– Ну, и кто же я такой? – спросил Питер, встав и направившись ко мне. – Кто я?
Я стала меняться, с каждым новым вздохом принимая новую форму. Вот он, Питер, когда был маленьким мальчиком. Он же, но на пороге мужественности. На похоронах отца. Вновь он, но уже сейчас.
– Ты считаешь, что ты – это ты! – воскликнула я. – Просто «ты»! Но кто ты такой? Маленький пузатый мальчишка, которого совсем не любят его вечно ссорящиеся родители? Или юноша, который никак не может расстаться с домом? А может быть, мужчина, отец которого умер, так и не успев полюбить его?
Я все еще пребывала в его обличье и говорила его голосом, когда он ударил меня по лицу. Упав, я ударилась головой об угол стола, сбросила на пол лабиринт с находящимся в нем тараканом, увидела звезды и – потеряла контроль над собой.
Я потеряла над собой контроль.
– О боже! – прошептал мой мальчик.
Я моргнула и поняла свою ошибку.
Я стала сама собой.
Никакой маскировки, никакого волшебства, ни– какой шерсти, чешуи или перьев. Просто я. Правда, совсем непохожая на девочку с акварельного рисунка – ту, что сидела на мухоморе. Крылья – да, но совсем не как у бабочки. Похожие, скорее, на листья. Листья, на которых сидят сверкающие жучки. Очень красивые. С тонкими прожилками, полупрозрачные, мерцающие в неясном свете комнаты. Сильные, гибкие, быстрые!
Спасибо боли, которая осветила внутренности моей головы в момент падения, – она ослабила боль воспоминаний. Питер уперся мне рукой в шею, а коленом – в позвоночник. Его кулак опустился на то место, где мои крылья сходились с плечами.
С резким шумом он оторвал их.
Чтобы защитить себя, я попыталась изменить обличье. Обычно, когда я обретала чужие формы, крылья мои оказывались спрятанными, и в этот ужасный момент, когда Питер всем весом давил на меня сверху, я решила, что, превратившись в кого-нибудь, я от него спасусь. Первым, что пришло мне в голову, было – превратиться в женщину, потому что именно ею я была сразу после того, как побывала Питером в разных его обличьях. Я превратилась, но крылья спасти не успела, и было немилосердно больно – там, где они росли…
И вдруг он засмеялся.
– Я не думал, – проговорил он, переводя дух, – что это будет так легко.
Я закричала.
– Они прекрасны! – сказал он и помахал моими крыльями – моими чудесными, сильными крыльями.
Затем оперся рукой о стол, чтобы встать.
Я кричала.
– Да, – задумчиво произнес он, поглаживая пальцами нежные оборки крыльев, – очень хороши.
Я кричала не переставая.
Мой мальчик положил мои крылья в шкаф с железной дверью, закрыл ее на железный замок, а железный ключ повесил на шею.
Всю первую ночь я оставалась на полу в комнате с лабиринтом, не переставая кричать.
На следующую ночь я заснула. Боль была невыносима. Когда я проснулась, я вновь принялась кричать.
На третью ночь я потеряла голос и попыталась убить его.