Роботы против фей

Твой позвоночник будет свисать с ветки, и позвонки будут постукивать друг о друга как бусы, а гусеницы бабочек станут летом нанизывать на твои ребра свои легчайшие коконы.

– Идем со мной! – повторила я.

– Скажи мне, кто ты?

– Идем со мной!

– Покажи мне, как ты выглядишь в действительности, – настаивал мальчик.

– Идем со мной, и я сделаю это, – ответила я.

Долгим был его взгляд. Затем он сделал шаг по направлению ко мне, и я решила, что сейчас он отправится вслед за мной. Но он нагнулся над порогом дома, который теперь принадлежал ему, и его вырвало. Затем дверь перед моим носом захлопнулась, и я осталась снаружи со своим куском каменной соли.

* * *

– Ты ведь можешь принять любую форму, верно?

Пальцем он развозил пролитое молоко по кухонному столу, рисуя полосы и круги на его поверхности. Я была огромной черной змеей, и чешуйки моей кожи радужно переливались как масло на водной поверхности.

– Думаю, да, – ответила я, скользя по лужицам молока. На подачках этого мальчика я растолстела и стала слишком медлительной. Он же протянул ладонь и гладил мою спину.

– Почему же ты не можешь стать человеком? – спросил он.

– Каким человеком?

– Ну, я не знаю… Обычным человеком.

– Вот так? – поинтересовалась я и приняла форму его матери, отчего он вздрогнул. После этого я стала женщиной, которую знала однажды, – та тоже оставляла мне хлеб, молоко и соль. Сияющие глаза, вьющиеся волосы и тело как вино напополам с медом. Я показала ему свой раздвоенный язык, язык оленихи, и он странно рассмеялся в ответ.

– Да, именно так, именно так! – проговорил он и снова рассмеялся своим странным смехом. Я же снова обратилась змеей.

– Почему ты никогда не принимаешь свой собственный облик? – спросил он минуту спустя.

– А ты? – ответила я.

Мой мальчик положил на моем пути ладонь, я переползла через нее, а он нахмурился.

– Я всегда такой, как я есть, – сказал он.

– Я тоже.

– Нет! – возмутился он. – Я интересовался тобой. Знаешь, что? Я много читал, и я тебя понял. Я знаю, как ты выглядишь.

– Неужели? – сонно протянула я. Его руки грели меня снизу, и я едва не засыпала от сытости и тепла. Он взял меня на руки и переложил с закапанного молоком стола. Подо мной зашуршал лист бумаги.

– Ты выглядишь вот так, – прошептал он.

На бумаге, на которую мальчик меня положил, располагалась акварель – ребенок с крылышками бабочки и толстыми щеками на улыбающемся лице. Ребенок сидел на красном грибе с былыми пятнами.

– Вот так, значит? – усмехнулась я, сворачиваясь в кольца. – Думаешь, что ты самый умный?

– Ты же можешь мне показать, – сказал он. – И я никому не расскажу, обещаю!

Кончиком пальца мой мальчик скользил по изгибам моего тела, и я сворачивалась все туже и туже, пока не стала размером с гриб на рисунке. Но сделаться меньше, чем кончик его пальца, я не могла.

* * *

– Входи, – сказал он.

Прошло еще два года. Меня не было достаточно долго, чтобы я могла забыть причины, по которым отсутствовала. Память у меня очень короткая, а он выкладывал хлеб, молоко и соль, и запах их был столь сильным, а я была так голодна! И нутро мое по-прежнему болело там, где прожгла меня его кровь.

Я была с ним связана. А я – это я. Поэтому я вошла.

– Я хочу кое-что тебе показать, – сказал мой мальчик. – Это кульминация моей деятельности.

Он повел меня в свою детскую комнату. Там стоял тот же стол, что и раньше, но вместо стеклянных банок на нем были установлены большой стеклянный бак и сложный лабиринт. В тот день я была шиншиллой, слишком большой для лабиринта, но в самый раз для бака. Сидя на его руке, я откусывала крохотные кусочки от хлебной корки и смотрела на все зелеными фосфоресцирующими глазами.

– Смотри, – проговорил он и сунул в стеклянный бак свободную руку. Когда он раскрыл ладонь перед моими глазами, по его линии жизни, шевеля усиками, ковылял коричневый таракан.

– Ты что, все еще… коллекционируешь? – спросила я, глядя, как таракан принюхивается к воздуху. Похоже, он учуял меня. И шиншиллу, и ту, что пряталась под ее шкуркой.

– О да, – ответил он. – Точнее – и да и нет. Это часть моих исследований.

Таракан сделал неуверенный шаг вперед. Питер протянул руку к лабиринту, и таракан упал в него.

– Смотри, – снова сказал Питер, поднеся меня к своему лицу. Прямо перед моими глазами оказалось его ухо – там уже росли волосы.

– Ты такой странный, – сказала я, и щека его округлилась в улыбке.

– Смотри, – сказал он настойчиво, и я подчинилась.

Мой мальчик взял со стола маленький кубик и принялся водить большим пальцем по его поверхности. И вдруг я увидела, как таракан, словно повинуясь движению пальца, медленно описал небольшой круг.

– Ты видишь? – спросил Питер, но я еще не вполне понимала, и тогда он показал мне более наглядно. Большой палец его заскользил по поверхности куба, и таракан двинулся по лабиринту, точно следуя направлению и скорости, заданной Питером.

– Робот? – спросила я.