Роботы и Империя

– Друг мой, у меня же нет выбора в этом деле. Совет не согласится, если я посоветую выдать женщину поселенцу. И этот самый мой совет обернется против меня. Пострадает моя политическая карьера, и вдобавок может начаться война. Кроме того, мне просто непереносима мысль, что космонитка должна служить поселенцу.

– Можно подумать, что вы влюблены в солярианку.

– Вы знаете, что нет. Я всем сердцем желал бы, чтобы она умерла два столетия назад. Но не так, не на поселенческом корабле… Но я забыл, что она ваш предок в пятом поколении.

Мандамус посмотрел на него чуть дольше, чем обычно.

– Но мне-то что до этого? Я индивидуальный космонит, сознающий себя и свое общество, а не какой-нибудь древний член племенного конгломерата, – на минуту Мандамус замолчал и его худое лицо выразило глубокую сосредоточенность.

– Доктор Амадейро, не могли бы вы объяснить Совету, что эту мою прабабку берут не как космонитскую заложницу, а потому, что она единственная, кто знает Солярию, где она провела детство и юность, и это может сделать ее существование существенной частью расследования, каковое будет полезно и нам, а не только поселенцам? В конце концов, разве не желательно узнать, что там с этими жалкими солярианами? Женщина предположительно вернется обратно с рапортом о событиях, если останется жива.

Амадейро подергал себя за губу.

– Это может сработать, если женщина поедет добровольно, если ясно покажет, что понимает важность дела и желает выполнить свой патриотический долг. Но тащить ее силой на борт корабля немыслимо.

– Ну, допустим, я побываю у нее и постараюсь убедить ехать добровольно. Допустим также, что вы поговорите с этим поселенческим капитаном по гиперволне и скажете ему, что он может высадиться и получить женщину, если сможет уговорить ее поехать по доброй воле или хотя бы чтоб она сказала, что едет по доброй воле.

– Попробовать можно, но я не думаю, что это удастся.

Однако, к удивлению Амадейро, дело удалось. Он ошеломленно выслушал Мандамуса, сообщившего ему детали.

– Я завел разговор о человекообразных роботах, – сказал Мандамус, – и выяснил, что она ничего о них не знает. Отсюда я сделал вывод, что и Фастальф ничего не знал. Это была одна из тех вещей, которые мучили меня. Затем я много говорил о своих предках в том плане, чтобы заставить ее рассказать о том землянине, Илие Бейли.

– Что именно о нем? – резко спросил Амадейро.

– Ничего, кроме того, что она говорила о нем и вспоминала. Этот поселенец, что хочет ее забрать, потомок Бейли, и я подумал, что это может оказать на нее влияние и заставить ее отнестись благосклонно к требованию поселенца.

Так или иначе, это сработало, и через несколько дней Амадейро почувствовал, что с него спало почти непрерывное давление, терзавшее его с начала солярианского кризиса.

61

Одно было приятно для Амадейро во время этого солярианского кризиса: он не видел Василии. Время было явно неблагоприятное, чтобы видеться с ней. Он не желал, чтобы она докучала ему своими мелкими заботами насчет робота, которого она считала своим, вопреки закону, когда все мысли и нервы Амадейро были заняты истинным кризисом. Не желал он также ввязываться в ссору, которая легко могла вспыхнуть между ней и Мандамусом из-за вопроса, кто со временем станет Главой Института Роботехники.

В любом случае он склонился к решению, что его преемником должен стать Мандамус. На всем протяжении солярианского кризиса Мандамус не спускал глаз с того, что было важно, даже когда сам Амадейро чувствовал слабость, Мандамус оставался холодно-спокойным. Именно Мандамус подумал о возможности, что солярианка добровольно поедет с поселенческим капитаном, и сманеврировал так, что она согласилась.

И если его план разрушения Земли сработает как должно, тогда Амадейро присмотрит, чтобы Мандамус стал со временем его преемником на Посту Председателя Совета. Это будет только справедливо, подумал Амадейро в редком порыве самоотверженности.

Следовательно, в этот вечер он не слишком много думал о Василии. Он ушел из Института с небольшим отрядом роботов и сел в свой наземный кар. Один робот вел кар, два других сели на заднее сидение вместе с Амадейро. Сквозь сумерки и холодный дождь они спокойно привезли Амадейро к его дому, где его встретили в дверях еще два робота. И за все это время он ни разу не вспомнил о Василии.

Увидев ее у себя в гостиной, где она смотрела по трехмерке замысловатый балет роботов, в то время как ее личные роботы стояли за ее креслом, а роботы Амадейро – в нишах, он сначала даже не разозлился на это вторжение, а только задохнулся от изумления.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться и получить возможность заговорить. Вот тогда пришла злость, и он грубо спросил:

– Что вы здесь делаете? Как вы вошли?

Василия была совершенно спокойна. В конце концов, появление Амадейро не было для нее неожиданностью.

– Что делаю? Жду вас. Войти не составляло труда. Ваши роботы знают мой внешний вид и мое положение в Институте. Почему бы им не впустить меня, если я сказала, что договорилась с вами?

– Мы не договаривались. Вы силой вторглись в мой дом.