Робинзонка

Для нее необитаемый остров — это ее дом, и сама она — Робинзонка. Она будет здесь жить с отцом, и он станет ее верным Пятницей. И на этом пустынном острове Робинзонка будет усердно искать источники для пропитания.

Правда, она может выбежать и купить все, что нужно. Может, но так не годится; в любой игре есть правила, которые нужно соблюдать, а не то и фантазия не поможет, и созданный чудесный мир рухнет.

Играя с Мадей в отцовском гараже, они сооружали стены из ящиков, а то, что было за этими стенами, не существовало для них. Они жили среди этих стен, и это был их дом с нарисованными мелом комнатами, дверями, окнами. Таковы уж испокон веков правила ребячьей игры.

Среди обычного мира вдруг возникал совсем другой, особый мир.

В квартире она одна-одинешенька. Квартира Ольдржиха Бора — необитаемый остров, а она, Блажена, его единственная обитательница, кроме папки, верного Пятницы.

Ну и здорово она придумала! Ей будет теперь весело, да и отец наверняка станет смеяться.

В ящике за окном засыхает мелкий лук и базилик, но Блаженка знает, что эти растения в картофельный суп не кладут, туда надо положить чеснок, петрушку, майоран, морковь и сельдерей. Все это придется купить там, за стенами квартиры, и для игры они не годятся.

Робинзонка быстро льет воду в ящик, и вода струится за воротник прохожим, — не беда, сейчас они для нее дельфины и киты, а она должна заботиться о своей плантации.

Блажена поспешно хватает сумку для покупок, кошелек, который оставил ей отец, — нет, Пятница, — берет ключи и опрометью мчится по лестнице вниз.

4

На улице она уже может не так торопиться.

Куда идти? Блажена оглядывается по сторонам. Смотри-ка, вон там на вывеске нарисована такая же башенка, как у нее на пустой бутылке. Тайный знак ей?

Ура, в молочную!

В молочной щебечут служанки и няньки, вертятся тут и дети, у прилавка толпа. Продавщица быстро меняет бутылки с молоком на пустые, развешивает масло, творог, предлагает сыры, обернутые станиолем и украшенные яркими разноцветными картинками: тут и коровья голова с веселыми глазами, и эдельвейс, цветок высокогорных пастбищ.

Продавщица хорошо знает каждого покупателя, это видно по ее быстрым взглядам и по интимной манере разговора.

Не успела Блажена войти в молочную, неловко хлопнув дверью, как все головы повернулись к ней, пожалуй, не только из любопытства, но и потому, что человек всегда невольно оглядывается, услышав внезапный шум.

Никто из этой шумной толпы, казавшейся Блажене враждебной, не знал ее, и поэтому глаза всех покупательниц с любопытством остановились на ней. Эти взгляды были Блажене неприятны, вызывали непреодолимое чувство протеста.

Здесь были люди, совсем не похожие на тех, кого знала Блажена и к кому привыкла: их платье, прически, движения — все вызывало в Блажене раздражение. Если бы тут стояли девчонки из ее класса, она бы пулей влетела между ними и принялась болтать, чувствуя себя среди них как дома.

Но эта продавщица в белом халате и в шапочке на голове уже мерит Блажену взглядом, словно пытаясь разгадать ее.

— Чего вы желаете, барышня? — прозвучал сладкий голос продавщицы.

Блажена, смутившись, ничего не ответила и еще больше покраснела.

Она торопливо стала рыться в сумке и молча поставила на прилавок пустую молочную бутылку.

— Молочко?

— Да, пожалуйста, — молнией вылетело у Блажены.

— Барышня, вероятно, Борова? — Голос у продавщицы становится все слаще. Она была довольна; ей было о чем поговорить, и она выставляла напоказ свою осведомленность, словно какую-нибудь драгоценность, которую она хотела продать и которую держала на ладони так, чтобы лучи света падали на нее более выгодно.

Продавщица с удовольствием повторяла имя Блажены, имя, на котором все еще лежала тень несчастья.

Лица покупательниц, казавшиеся Блажене туманными пятнами, молниеносно повернулись к ней.

Блажена словно покрылась ледяной коркой приторного сочувствия, обволакивающего ее со всех сторон.

Сейчас продавщица начнет! Сейчас она всем расскажет о Блажениной непоправимой утрате.

Быстрей отсюда прочь! Быстрей!

— Пожалуйста, дайте мне молоко. Вот деньги, — мрачно сказала Блажена.

Она не хочет, чтобы чужие женщины копались в ее горе. Не хочет!

Это касается лишь ее и отца, оставьте нас в покое!

От ненависти у нее задрожало лицо, всех забавляло это зрелище. Она поспешно отсчитала деньги и выскочила за дверь, прежде чем на нее обрушился поток нежелаемого сочувствия.

Запыхавшись, она остановилась на углу улицы, стараясь прийти в себя и избавиться от охватившего ее раздражения.

Она уже было направилась домой, на свой необитаемый остров, казавшийся ей сейчас единственным прибежищем, как вдруг в водовороте ее мыслей всплыла мысль об обеде.

Ей нужно еще зайти в магазин. Вот несчастье!

Блажена незаметно смешалась с толпой покупателей, делая вид, что бывает здесь каждый день. Она взяла пучок зелени из наполненной корзины, показала на маленький кирпичик масла в бумаге и попросила килограмм манной крупы.

И все же она выдала себя.

— Еще чесноку, пожалуйста.

— Сколько вам угодно?

— Стручок.