Робин Гуд

Память о благородном разбойнике хранили только две категории населения. «Артисты», то есть поэты и художники, искали в его приключениях источник вдохновения, а ученые — историческую истину. Один из последних, епископ Дромора в Ирландии Томас Перси (1729–1811), случайно спас из горящего дома в шропширской деревне рукописный сборник XVII века, известный как «фолиант Перси». На его основе была создана книга «Памятники древней английской поэзии» (Reliques of Ancient English Poetry), вышедшая в свет в 1765 году. В числе прочих сочинений, написанных с IX по XVII век, в нее вошли семь баллад о Робин Гуде. Сохраненный Перси манускрипт до сих пор остается одним из главных — наряду с «манускриптом Лесников» — сборником ранних баллад о Робин Гуде, однако научные заслуги епископа потомки оценили невысоко. Особенно раздражало историков его стремление «улучшить» текст, убирая из него устаревшие или слишком грубые выражения. Кроме того, епископ Перси по своему разумению изменил названия некоторых баллад; например, балладу «Робин Гуд и отчаянный монах» он назвал «Робин Гуд и брат Тук», видимо, зная, что в майских играх два этих персонажа участвовали вместе.

Одним из первых критиков работы Перси стал известный историк Джозеф Ритсон (1753–1803). В 1795 году он выпустил собственное издание баллад под длинным, в духе времени, названием «Робин Гуд. Коллекция всех дошедших до нас старинных поэм, песен и баллад, повествующих о прославленном английском разбойнике». В отличие от Перси Ритсон собрал и опубликовал не старинные баллады вообще, а только те из них, что имели отношение к Робин Гуду, и к тому же попытался дать их научное обоснование. В 12-страничном предисловии к книге под названием «Жизнь Робин Гуда», а также в подробных примечаниях, занимавших 117 страниц, ученый методично и добросовестно изложил все, что было известно к тому времени о Робин Гуде и его эпохе. Интересно, что позже он выпустил аналогичное исследование о короле Артуре — два любимых народных героя по-прежнему соседствовали в сознании англичан.

Труд Ритсона на протяжении многих лет был последним словом науки в отношении прославленного разбойника; им, в частности, руководствовался Вальтер Скотт, когда писал «Айвенго». Его влияние отразилось и на отношении общества к Робин Гуду. Ученый был радикалом и сторонником Французской революции, поэтому его Робин из обычного разбойника превратился в убежденного революционера, «человека, который в варварский век гнетущей тирании имел гордый дух свободы и независимости, побудивший его посвятить себя народу и сделавший его имя бессмертным»[70]. Однако Скотт и другие авторы, писавшие о Робине в XIX веке, напротив, придерживались консервативных убеждений, поэтому их герой главным образом боролся не с феодальным гнетом, а с чужеземными захватчиками — нормандскими баронами. Это заставило писателей, поверив Джону Мейджору, отодвинуть время жизни Робина от XIII века, о котором говорил Ритсон, к XII, когда нормандское завоевание еще было незажившей раной.

В «Айвенго» Робин Гуд играет вспомогательную, но важную роль, помогая героям взять штурмом замок барона-разбойника Реджинальда Фрон де Бефа. Есть там и описанный в балладах эпизод победы Робина на состязании стрелков в Ноттингеме, только у Скотта судьей этого состязания выступает не шериф, а сам принц Джон. Бо́льшую часть романа разбойник проходит под прозвищем Робина Локсли и только потом обретает свое настоящее имя. В примечаниях (опущенных в русском переводе) автор комментирует это так: «Из баллад о Робин Гуде мы знаем, что этот знаменитый разбойник, не желая быть узнанным, назывался иногда именем Локсли от селения, в котором был рожден». Надо сказать, что под этим именем Робин выступает только в поздней балладе «Робин Гуд и королева Кэтрин», а уроженцем Локсли его впервые назвал около 1600 года «манускрипт Слоуна».

Робин Гуд Скотта — патриот и монархист, покорно преклоняющий колени перед Ричардом Львиное Сердце. Но он же — революционер, всегда готовый мстить феодалам и восклицающий после взятия нормандского замка: «Радуйтесь, йомены: гнездо тиранов разрушено!» Читатели расстаются с ним у знаменитого старого дуба в Шервуде, где разбойники праздновали победу вместе с королем Англии. На радостях тот простил им все прегрешения и даже будто бы обещал отменить жестокий «лесной закон» — на самом деле, как признает Скотт, этот закон был смягчен как раз в правление Иоанна Безземельного, нарисованного в романе сплошь черной краской. Автор сообщает и о дальнейшей судьбе своего героя, хотя читателям она наверняка была известна: «Что до Робин Гуда, его дальнейшей судьбы и смерти от руки предателя, — рассказ обо всем этом можно найти в старинных песенках, отпечатанных готическими буквами, которые когда-то продавались по полупенни за штуку. Теперь они дороже золота».