– Да, плевать вашему Робину и всей его своре на добрую славу! – голос рыцаря дрогнул от негодования. – Если им хочется украсть, они крадут, и всегда придумают, почему тот, кого они обчистили, плохой. Не может быть благородного разбойника, как не бывает волка, который бы не жрал мяса в постные дни! Полагаю, эти люди думали, что отхватят куда больший кусок, что в этой вот сумочке раза в три побольше золота и побрякушек. К счастью, мы тоже не дураки: многое удалось переправить в Австрию гораздо раньше. Ну, вот Гуда и купили на богатую добычу, а для верности присоединили к его мерзавцам своих мерзавцев, лучше вооруженных и обученных. Может статься, совершив свое черное дело, наемники постарались бы перебить робиновых головорезов, чтобы не расплачиваться с ними. Кстати, мессир шериф, за всем этим я и забыл вас спросить… Когда вы вернулись, ваш меч был по рукоять в крови. Надо полагать, Робина уже нет в живых?
Вопрос был задан врасплох, и Эдвину стоило большого труда не залиться краской, когда он отвечал Седому Волку:
– Возможно, Гуд мертв, а, возможно, нет. Очень не вовремя явились его приспешники, и мне пришлось уехать. Рука уже почти не работала.
– Понимаю, – кивнул Седрик. – рана паршивая. Вроде бы и не опасна, а драться мешает, хуже некуда. Ну что же, кажется, все собрались, и все собрано. Тогда, с вашего позволения, мессир, мы попрощаемся с вами и с его преосвященством. Вам предстоит путь назад, в Ноттингем, ему еще дальше – в Уорвикшир, а нас с королевой ждет корабль.
– Нет! – неожиданно для себя возразил сэр Эдвин, – Если позволит ее величество, я бы хотел проводить вас до Сарборо. Путь, как выяснилось, слишком опасен.
Лицо Элеоноры Аквитанской при этих словах осветилось улыбкой. Кажется, она искренне обрадовалась. Но сразу же возразила:
– Во-первых, шериф, вы ранены. А во-вторых, у вас есть свои обязанности в Ноттингемшире.
– Во-первых, ваше величество, моя рана не опасна и уж никак не помешает мне ехать верхом. А во-вторых, какие обязанности могут быть важнее, чем обязанность послужить моему королю и моей королеве? Правда, защитника надежнее, чем сир Седрик, вряд ли можно отыскать, но и я с тем, что осталось от моего отряда, могу в нужный момент пригодиться. Позвольте ехать с вами!
– А девочка? – леди Элеонора вновь улыбнулась, но теперь ее улыбка была лукавой. – Куда вы денете девочку? Отправите с кем-нибудь домой?
«Интересно, ей епископ рассказал, откуда взялась Изабель, или она не спрашивает, думая, что я так развлекаюсь?» – не без раздражения подумал шериф. А вслух ответил:
– Эта девочка, миледи, выдержала уже столько всевозможных испытаний, что новое, не слишком долгое путешествие ей вряд ли повредит. Да и глаз с нее лучше не спускать, пока я не найду, куда лучше определить ее. Если можно, она тоже поедет с нами.
– Как вам будет угодно.
Королева сделала шаг к своему коню, проверила, прочно ли держится у седла ее арбалет, и посмотрела на Седого Волка:
– Мессир, подайте мне руку. Боюсь, после всех этих приключений я уже не вскочу на коня с обычной легкостью. Что поделать – старость!
И она, лишь немного опершись на почтительно подставленную руку рыцаря, одним движением оказалась в седле.
Часть II
Возвращение короля
Глава 1
Подарки Малыша Джона
Дверь довольно противно заскрипела, приотворилась, и в открывшуюся щель, как всегда, сначала просунулась тощая сухая рука, державшая за длинную ручку глиняный ковшичек. От ковшичка исходил легкий пар и густой травяной аромат. Затем щель стала расширяться, в ней показалась голова на длинной худой шее. Из-под меховой шапки-чепца свисали по обе стороны длинные желто-белые космы, позволяя видеть лишь торчащий между ними крупный угреватый нос и кончик подбородка, на котором, очевидно, много лет пыталась, но никак не могла вырасти борода. Наконец дверь отворилась совсем, и в комнате появилась фигура в обвисающей до полу темной меховой котте[48], надетой, будто на вешалку, на совершенно плоское тело.
– Доброго вечера! Как сейчас здоровьице?
Этот, изо дня в день произносимый высоким, гнусавым голосом вопрос, давно выводил Робина из себя, равно, как и кисло-сладкая настойка в глиняном ковшичке. В первые дни, когда, бывало, часами не утихала боль, варево действительно приносило немалое облегчение, вызывая глубокий сон, после которого боль долго не возвращалась. Но теперь рана зажила, сломанная кость срослась, и хотя больно иной раз еще бывало, однако уже не настолько, чтобы пить эту гадость. После крепкого, как обморок, сна голова какое-то время гудела, будто в нее ненароком залетели пчелы, а мысли долго не становились ясными.
– Добрый вечер, почтенный Ганнесимус! – отозвался Робин, – неохотно высовывая голову из-под бараньего одеяла. – Со здоровьицем все отлично, а вот затопить внизу печь совсем не мешало бы. Сколько еще вы будете экономить на дровах? Или мои парни не натаскали вам полный чулан хвороста?
– Спасибо, милый Робин! – вкрадчиво прошамкал лекарь, упорно надвигаясь со своим ковшиком. – Хвороста много. Но я же топил сегодня.