Робин Гуд

Двенадцать месяцев в году,
Не веришь — посчитай.
Но всех двенадцати милей
Веселый месяц май.

Шел Робин Гуд, шел в Ноттингем,
Весел люд, весел гусь, весел пес...
Стоит старуха на пути,
Вся сморщилась от слез.

«Что нового, старуха?» — «Сэр,
Злы новости у нас!
Сегодня трем младым стрелкам
Объявлен смертный час». —

«Как видно, резали святых
Отцов и церкви жгли?
Прельщали дев? Иль с пьяных глаз
С чужой женой легли?» —

«Не резали они отцов
Святых, не жгли церквей,
Не крали девушек, и спать
Шел каждый со своей». —

«За что, за что же злой шериф
Их на смерть осудил?» —
«С оленем встретились в лесу —
Лес королевским был». —

«Однажды я в твоем дому
Поел, как сам король.
Не плачь, старуха! Дорога
Мне старая хлеб-соль».

Шел Робин Гуд, шел в Ноттингем,
Зелен клен, зелен дуб, зелен вяз...
Глядит: в мешках и в узелках
Паломник седовлас.

«Какие новости, старик?» —
«О сэр, грустнее нет:
Сегодня трех младых стрелков
Казнят во цвете лет». —

«Старик, сымай-ка свой наряд,
А сам пойдешь в моем.
Вот сорок шиллингов в ладонь
Чеканным серебром». —

«Ваш — мая месяца новей,
Сему же много зим...
О сэр! Нигде и никогда
Не смейтесь над седым!» —

«Коли не хочешь серебром,
Я золотом готов.
Вот золота тебе кошель,
Чтоб выпить за стрелков!»

Надел он шляпу старика —
Чуть-чуть пониже крыш.
«Хоть ты и выше головы,
А первая слетишь!»

И стариков он плащ надел —
Хвосты да лоскуты.
Видать, его владелец гнал
Советы суеты!

Влез в стариковы он штаны.
«Ну, дед, шутить здоров!
Клянусь душой, что не штаны
На мне, а тень штанов!»

Влез в стариковы он чулки.
«Признайся, пилигрим,
Что деды-прадеды твои
В них шли в Иерусалим!»

Два башмака надел: один —
Чуть жив, другой — дыряв.
«Одежда делает господ.
Готов. Неплох я — граф!»

Марш, Робин Гуд! Марш в Ноттингем!
Робин, гип! Робин, гэп! Робин, гоп! —
Вдоль городской стены шериф
Прогуливает зоб.

«О, снизойдите, добрый сэр,
До просьбы уст моих!
Что мне дадите, добрый сэр,
Коль вздерну всех троих?» —

«Во-первых, три обновки дам
С удалого плеча,
Еще — тринадцать пенсов дам
И званье палача».

Робин, шерифа обежав,
Скок! и на камень — прыг!
«Записывайся в палачи!
Прешустрый ты старик!» —

«Я век свой не был палачом;
Мечта моих ночей:
Сто виселиц в моем саду —
И все для палачей!

Четыре у меня мешка:
В том солод, в том зерно
Ношу, в том — мясо, в том — муку, —
И все пусты равно.

Но есть еще один мешок:
Гляди — горой раздут!
В нем рог лежит, и этот рог
Вручил мне Робин Гуд». —

«Труби, труби, Робинов друг,
Труби в Робинов рог!
Да так, чтоб очи вон из ям,
Чтоб скулы вон из щек!»

Был рога первый зов как гром!
И — молнией к нему —
Сто Робин-Гудовых людей
Предстало на холму.

Был следующий зов — то рать
Сзывает Робин Гуд.
Со всех сторон, во весь опор
Мчит Робин-Гудов люд.

«Но кто же вы? — спросил шериф,
Чуть жив. — Отколь взялись?» —
«Они — мои, а я Робин,
А ты, шериф, молись!»

На виселице злой шериф
Висит. Пенька крепка.
Под виселицей, на лужку,
Танцуют три стрелка.