Робин Гуд

Эй, садитесь, послушайте, хватит болтать,
Я о Геймлине юном хочу рассказать,
И узнаете вы, коль послушать сошлись,
Что случилось потом, как друзья разбрелись.
Ведь, покуда отважный смельчак пировал,
Брат бесчестный таился и месть затевал.
Вот окончился пир развеселый в свой срок,
И остался наш Геймлин опять одинок.
И едва он друзей по домам отпустил,
Как немедля в большую беду угодил.
Брат-обманщик покинул далекий покой
И к нему устремился с тирадой такой:
«Натворил ты великое множество дел!
Как запасы мои расточить ты посмел?»

Молвил Геймлин: «На гнев не растрачивай сил,
Ведь за этот ущерб я давно уплатил.
Уж семнадцатый год, как тебе отошли
Мои двадцать запашек прекрасной земли.
Умирая, отец завещал мне и скот —
Но его держишь ты, получая приплод.
В возмещенье убытков давнишних как раз
Мы с друзьями съестной истребили припас».
Молвил рыцарь-злодей (сатана ему брат!):
«Милый родич! С тобой поделиться я рад.
Сыновей, как ты видишь, не дал мне Господь,
Мой наследник — лишь ты: мы единая плоть».
«Я согласен! — в ответ ему Геймлин-смельчак. —
Бог свидетель, да будет воистину так!»

Юный Геймлин не ведал, как брат его зол;
И изменник немедля лазейку нашел.
Он с такими словами к нему подступил:
«Ты привратника, помню, со зла утопил,
Я ж поклялся, что воли буяну не дам
И свяжу тебя, брат, по рукам и ногам.
Подчинись — для вассалов да будет урок,
Я тебя накажу, но на маленький срок».

Молвил Геймлин, отнюдь хитреца не кляня:
«Ты исполнишь обет, хоть и любишь меня!»
Тут и слуги пришли, усадили его
И веревкою крепкой скрутили всего.
Подлый рыцарь тогда до конца осмелел
И оковы тотчас наложить повелел.
Стоя рядом, солгал при свидетелях он
И поклялся, что Геймлин рассудка лишен.
Приковали к столбу его в зале большом,
И стоял, не садясь, он и ночью и днем.
Все глазели — и это еще полбеды:
Не давали ему ни питья, ни еды.
Он промолвил: «Теперь я изведал сполна,
Что душа твоя, братец, безбожно черна!
Если б смог об измене я раньше прознать,
Не позволил себя бы без боя связать!»

Двое суток недвижно он в зале стоял,
Брат жестокий ни крошки ему не давал.
Молвил Геймлин, оковами крепко обвит:
«Адам-ключник, стерпел я немало обид,
Пропостился два дня и остался без сил.
Ведь покойный отец тебя, знаю, любил,
Так сыщи-ка ключи от моих кандалов —
Дам тебе я и землю, и денег, и кров».
Молвил Адам (а был он в дому эконом):
«Я семнадцатый год уж при брате твоем.
Если нынче оковы с тебя я сниму,
Всякий скажет, что худо служил я ему».
Молвил Геймлин: «Клянусь я спасеньем души,
Что предатель — мой брат; посему поспеши,
Добрый Адам, скорее оковы открой,
И землею своей поделюсь я с тобой».
Молвил Адам: «Верней ты не сыщешь слугу —
По рукам, я охотно тебе помогу».
Молвил Геймлин: «Господь поспособствует нам,
Будь мне верен, и я тебя ввек не предам».

И, как только хозяин неверный уснул,
Адам ключ раздобыл и замки разомкнул.
Снял оковы тяжелые с ног он и с рук,
Уповая на то, что воздаст ему друг.
«Будь же славен Господь, помогающий нам!
Я не спутан уже по рукам и ногам.
Коль поем я и выпью хотя бы чуть-чуть,
Пусть потом преградить мне попробуют путь!»
Чтоб от голода юноша не изнемог,
Адам живо его в кладовую увлек
И собрал ему ужин в каморке своей;
Юный Геймлин, поев, стал глядеть веселей.

Утолил он мучительный голод сполна,
Выпил кружку большую хмельного вина
И воскликнул: «Ну, Адам, советуй, как быть!
Поспешить ли мне голову вору срубить?»
Молвил Адам: «Мой друг, торопиться не след.
Дам тебе я получше, ей-богу, совет.
Я ведь ключник — и знаю наверно, что тут
В воскресенье торжественный пир зададут,
Соберутся аббаты гурьбой за столом,
И монахи сойдутся немалым числом,
Ты же будешь в оковах, как прежде, стоять,
Я замки не закрою, чтоб мог ты их снять.
После пира, как воду для рук подадут[243],
Попроси: пусть оковы твои отомкнут.
Коль отпустят тебя, мы покончим на том:
Ты из плена уйдешь, и безвинным притом.
Коль откажут, оставив томиться в плену,
То клянусь, что тебе я свободу верну!
Ты дубинку возьмешь, я другую возьму,
Кто отступит — предатель, отмстится ему!»

Молвил Геймлин: «Пускай попаду я в беду,
Если друга любезного вдруг подведу.
Коль придется гостей от грехов разрешить,
Знак условный подай мне, когда приступить».
Тут же Адам поклялся Господним крестом,
Что ему сообщит он немедля о том.
«Как мигну я — так ты ни минуты не жди,
А оковы срывай и ко мне подходи». —
«О, дарует Господь тебе радость и свет!
Ты мне подал, дружище, отличный совет.
Коль сумею избавиться я от оков,
То немало хороших раздам тумаков!»

Воскресенье настало, и гости спешат,
К ним хозяин выходит, приветлив и рад.
И, как только ступили они за порог,
Юный Геймлин немедля их взгляды привлек.
Подлый рыцарь-изменник в усердии злом
Всем гостям, что уселись за длинным столом,
Сочинял небылицы: мол, братец и груб,
И жесток беспощадно, и дерзок, и глуп.
Отслужили три мессы, и молвил тотчас
Юный Геймлин: «Добра я не вижу от вас,
Вы дурное творите, свидетель Господь:
Сыты вы — а моя истязается плоть».

Подлый рыцарь — ей-богу, поплатится он —
Тут же крикнул, что Геймлин рассудка лишен.
Геймлин брату в ответ не сказал ничего,
Помня замысел свой, уповал на него
И к гостям, что заполнили пышный покой,
Обратился немедля с великой тоской:
«Ради Бога, в Которого веруем мы,
Помогите на волю уйти из тюрьмы!»
Встал аббат (жаль, душа у него нечиста!):
«Оскорбит неизбежно Исуса Христа
Тот, кто Геймлину даст на свободу уйти,
А его палача, Вседержитель, прости!»
За аббатом другой подхватил поскорей:
«Будь хоть братья мы, смерти б я жаждал твоей!
Кто спасет тебя, много изведает бед».
Все, кто был там, такой же давали ответ.

Тут заметил приор, полон яда и зла:
«Жаль, что смерть к тебе, Геймлин, еще не пришла».
Молвил Геймлин: «Клянусь я Господним крестом,
Нет друзей у меня, я уверился в том.
Будь же проклят вовеки и свержен во ад,
Кто добра посулит вам, приор и аббат!»

Адам стал между тем со стола собирать.
Видит: Геймлин ярится, пора приступать.
Он не думает больше о службе былой —
Две дубинки надежных приносит с собой.
Он мигает — и Геймлин к сраженью готов.
Загремело, упавши, железо оков.
Подскочил удалец и дубинку схватил —
Никого из врагов он, ей-ей, не щадил!
Геймлин бьется, с ним рядом — пособник и друг,
И разгневанно оба взирают вокруг.
Геймлин воду святую из чаши разлил
И кого-то в огонь очага уронил.
А миряне, что в зале прижались к стенам,
Не мешали расправу чинить молодцам,
Всё твердили, что Геймлин разумен и смел,
А церковников вовсе никто не жалел.
Там приор и аббат, капеллан и монах
Под ударами дикий изведали страх,
Смелый Геймлин дубинкой употчевал всех
И заставил сполна расплатиться за грех.

Молвил Адам: «Дружище, спаси нас Христос,
Заплати им, чтоб каждый побольше унес!
Я ж в дверях постою и сбежать им не дам —
Не сполна мы грехи отпустили гостям». —
«Ты, покуда я здесь, уходить не моги,
Стой у двери, пока раздаю я долги.
Все на месте останутся, сколько их есть,
Чтобы проще нам было гостей перечесть».
Молвил Адам: «Им зла не чини-ка, постой!
Кровь не лей из почтения к Церкви святой.
Нам тонзуры придется, мой друг, поберечь —
Только ноги сломай, руки выбей из плеч!»

Заходили дубинки в могучих руках,
И узнали церковники подлинный страх.
Слуги верные их по домам повезли:
Уложили в телеги и скрылись вдали.
И один из священников молвил: «Беда!
Сэр аббат! Для чего мы стремились сюда?
Ехать в гости — совет был, ей-богу, дурной,
Пробавлялись бы дома водицей одной!»
Всю их шатию Геймлин судил, как умел.
Был хозяин в смятенье, от ужаса бел.
Геймлин живо с дубинкой к нему подскочил,
Крепко стукнул по шее, и наземь свалил,
И хватил по спине, аж хребет поломал,
И, навесив оковы, с усмешкой сказал:
«Посиди-ка, сородич, как я, на цепи,
Остудись-ка чуть-чуть и нужду потерпи».
Так от недругов Геймлин очистил свой дом,
И уселись друзья отобедать потом.
Из любви, ну а может, боясь тумаков,
Им любой услужить за столом был готов.
Жил шериф недалече, миль этак за пять,
И к нему поспешили соседи сказать:
Геймлин с Адамом, мол, беспощадной рукой
Бьют и ранят людей, нарушая покой.
И собрал он тогда поскорее отряд.
Вот уж к Геймлину новые гости спешат.