Робеспьер

Концентрация атак на одном человеке происходит неслучайно. Даже объявленный вне закона, даже мёртвый, Робеспьер вызывает беспокойство; живой, он был мифом, и рискует им остаться. В речах в Собрании, в переписке членов Конвента, крайняя необходимость – его дискредитация и оправдание его казни. Так в своём "Обращении к согражданам" Тибодо сосредоточивает своё повествование на Робеспьере ("Тирана больше нет"), разоблачает узурпированную им славу и акцентирует внимание на сохраняющихся опасностях: "Горе тем, кто мог бы колебаться хоть мгновенье воссоединиться с национальным представительством! Горе тем, кто мог бы сравнивать одного человека и родину!" Депутат Мазад держит такую же речь: "Не привязывайтесь ни к какому человеку. Не любите, боготворя, ничего, кроме принципов и родины". Для них, его популярность остаётся опасной; Мерлен из Дуэ, Ру, Портье из Уазы и Лекуантр думают так же.

Для большей убедительности некоторые повторяют и развивают выдумку о королевских амбициях Робеспьера, впервые намеченную летом 1791 г., а затем Луве в начальный период Конвента. Этот слух распространяется на улицах Парижа в ночь с 9 на 10 термидора, в различных формах; он продолжает циркулировать в течение многих месяцев… Некоторые полагают, что Робеспьер хотел стать королём; другие, что он пытался похитить детей Людовика XVI из Тампля и рассматривал возможность женитьбы на юной Марии Терезии Шарлотте. 10 термидора Барер поддерживает это подозрение: "Быть может, вы этому не поверите; на столе в Мэзон-Коммюн, где проходило контрреволюционное заседание, была новая печать, на которой в качестве отпечатка было не что иное, как цветок лилии; и уже, в ночи, две личности явились в Тампль, чтобы требовать его обитателей". Несколько дней спустя Баррас сравнивает 9 термидора с неудавшейся реставрацией; он пользуется этим, чтобы разоблачить "наложниц" Робеспьера и места "для развлечений", которые он, Кутон и Сен-Жюст будто бы приберегали для себя недалеко от Парижа. Король Робеспьер стал похотливым "султаном", восточным деспотом (14 августа-27 термидора).

Тем временем, слух приукрашивается. Мы вновь находим его в прессе, в памфлетах, в личных сочинениях. "Лё Журналь дё Перле" долго обсуждает его, и прибавляет, что Робеспьер часто ездил в дом принцессы де Шиме в Исси, где он готовил свои заговоры и организовывал оргии. Таким образом, это противоречит образу Робеспьера, равнодушного к женщинам, интроверта, которого воспринимали как разрываемого подавленной гомосексуальностью. Обличение Робеспьера-короля обнаруживается в Руане, где появляется пасквиль, озаглавленный "Ужасный заговор, созданный, чтобы привести Робеспьера к королевской власти"; в Париже "Новые и интересные подробности ужасного заговора Робеспьера и его сообщников" заявляют, со своей стороны, что дочь "тирана Капета" надела траур 12 термидора. Также в Париже буржуа Селестен Гитар отмечает в своём личном дневнике, что Робеспьер "хотел провозгласить себя королём в Лионе и в других департаментах, и жениться на дочери Капета". В последующие месяцы, когда обвинение сглаживается, его след всё ещё просвечивает в выражении "правление Робеспьера", которое становится общепринятым.

Циркулируют и два других обвинения. Первое, брошенное у Якобинцев Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенном, это обвинение в измене. "Иностранные державы, - уверяют они, - вступили в союз с Робеспьером и хотят вести переговоры только с ним" (11 термидора-29 июля). Некоторые верят в это, и, примерно в конце декабря 1794 г., протокол допроса членов семьи Дюпле содержит странные и повторяющиеся вопросы: Мориса Дюпле спрашивают, не поддерживал ли Робеспьер переписку с испанцами, не принимал ли он регулярно англичан; его племянника Симона, спрашивают, "не приходили ли часто к Робеспьеру англичане и другие иностранцы".