Рижский редут

О похождениях моих родственников в порту я знаю из их рассказа, в котором явно были какие-то забавные неточности. Я не уверен, что Артамон так вопил в кабинете Шешукова или на палубе «Торнео», стоя перед Моллером, как он изображал это мне, размахивая руками и отчаянно чертыхаясь. Равным образом я не могу представить, чтобы племянник мой Алексей Сурков, будучи лейтенантом, на равных обсуждал с вице-адмиралом и контр-адмиралом планы военных кампаний, поправляя их ошибки и делая им разумные замечания.

Однако других свидетельств у меня нет, и я поведаю о затее моих родственников так, как они сами мне доложили.

Положение их было малоприятным. Их встретили в обществе человека, которого военный командир порта считал дезертиром, а частный пристав – преступником, совершившим то ли два, то ли три убийства. Поскольку сей злодей являлся их родственником и приятелем, они непременно должны были знать, где он скрывается. А они не так давно уже успели соврать начальству, что понятия не имеют о его убежище и планах на будущее.

Война хороша тем, что от всего можно спрятаться, в том числе и от собственных командиров, а полиция – так та и вовсе останется с носом, коли хоть на полчаса зазевается.

После военного совета с Бессмертным Артамон и Сурок отправились прямиком в портовую канцелярию, где взяли десяток листов бумаги, несколько перьев, чернильницу, и забрались в тихий уголок. Таковой они отыскали в таможне – какие таможенные досмотры в военное время? Вдвоем они довольно быстро соорудили престранный документ, который сами назвали диспозицией и выписали это слово на первом листе каллиграфическими буквами с росчерками.

Затем они наскоро привели себя в порядок и отправились с этой «диспозицией» просить аудиенции у Моллера. Тот обретался на борту гемама «Торнео» и ничем особенным занят не был: война продолжалась без неожиданностей, шхерный флот нес вахты, курсировал по Двине, перевозил казаков туда и обратно, а противник еще не появился на левом берегу в такой близости, чтобы достать его пушечным ядром.

Адмиральская каюта, она же – командирская, располагалась в кормовой надстройке и занимала там почти все палубу. На гемаме это было, наверно, самое большое помещение, в котором не имелось орудий, зато находилось множество навигационных устройств и приспособлений. Слева и справа от входа, вдоль бортов, размещались собственно каюты адмирала и старшего офицерского состава. Средняя часть отводилась под офицерскую трапезу, в корме у самого транца стоял штурманский стол, окруженный держателями для навигационных карт и шкафами для инструментов. Моим родственникам уже доводилось тут бывать, контр-адмирал знал их в лицо, и они полагали, что будут со своей затеей приняты наилучшим образом.

Антон Васильевич фон Моллер, в отличие от большинства здешних немцев, превосходно говорил по-русски – недаром учился в Морском кадетском корпусе. Кстати сказать, он и по-английски хорошо объяснялся, поскольку в молодости для чего-то был командирован в Англию, позднее также там бывал, когда оба наших флота еще при матушке Екатерине объединились против мятежных французов, и теперь это пригодилось. Наших союзников-англичан, пришедших в Ригу вместе с Моллеровой флотилией, мало кто понимал, а сами они что-то выучили по-русски, но совершенно не разумели немецкого.

– Господин контр-адмирал! – обратились к нему мои родственники. – Мы прибыли сюда воевать, мы хотим воевать, и мы просим предоставить нам возможность воевать!

– Погодите, господа, всему свое время, – попытался унять их Моллер. – Мы только что освоились в новых условиях, и ваша прямая обязанность – исправно нести вахты и заниматься своими лодками, а не пропадать целыми часами в городе.

Это был строгий намек на тот нагоняй, которого дорогие родственники совсем недавно сподобились.

– Ваше превосходительство, извольте получить сию диспозицию, – сказали Артамон и Сурок. – В ней изложен план, при помощи которого мы сделаем Ригу недосягаемой для неприятеля!

План сочинили за четверть часа с одной-единственной целью – убраться подальше от частного пристава Вейде. Опасность подстегнула мыслительные способности моих родственников, и опять же они действительно желали принести пользу Отечеству, а не просидеть всю войну в рижских пивных погребках. Поэтому они, как потом со смехом рассказывали, сами несколько удивились своему сочинению – все в нем было разумно и пригодно к употреблению. Думаю, врут – если бы они валяли дурака при его сочинении, то и результат вышел бы соответствующий. А может, и не врут, теперь уже не разобрать.

Итак, они вручили изумленному контр-адмиралу свою «диспозицию» и настояли на том, чтобы он прочитал ее немедленно. Это я даже комментировать не берусь – впрочем, судя по дальнейшим событиям, Моллер действительно ее прочитал очень быстро.

Идея, видимо, пришла в голову Сурку, еще когда мы ходили на двух йолах вверх по течению Двины исследовать острова и протоки применительно к особенностям канонерских лодок.