Рижский редут

К сожалению, мой прекрасный серебряный карандаш сгинул в Сорочьей корчме. Но Свечкин сообразил – он выскочил в пролом, вернулся с трухлявым поленом, нащипал ножом лучинок и принялся, обжигая их на пламени свечи, подавать мне по одной. Я спрашивал, какой звук означает очередная буква, и проставлял его всюду, где эти буквы видел. В конце концов каждой строке загадочного текста соответствовала написанная над ней строка латинских согласных букв. И я впервые в жизни принялся читать задом наперед. Юноши, подойдя поближе и склонившись надо мной, дружно мне помогали.

Это действительно оказалось письмо человека, привыкшего отдавать приказания прочим. Оно содержало в себе цитаты из Библии в большом количестве, а собственные рассуждения были, на мой взгляд, удивительны. «Если Бонапарт победит, богатство евреев умножится, – так писал этот странный учитель, – но их сердца окажутся оторванными от Бога; а если Александр – даже если среди евреев усилится нищета, их связь со Всевышним станет только прочнее».

– Дивны дела твои, Господи! – сказал я по-русски и сразу перешел на немецкий: – Но объясните мне, в чем тут смысл! Ведь Бонапарт обещал вашему народу множество свобод! Он даже, кажется, желал возродить ваше государство. Как же при этом ваши сердца окажутся оторваны от Бога?

– Мы живем, как жили деды наши, и деды дедов наших, и далее – вплоть до пророка Моисея, – сказал бородатый юноша. – И так желаем жить впредь. Так жили и французские евреи. А из-за Бонапарта и его дел их жизнь стала иной, нечестивой, они, чего доброго, и бороды скоро брить начнут!

– Он учит нас полагаться только на свои возможности и силы, и еще на его обещания, а не на Бога, и он учит нас гордости и самомнению, – поддержал товарища другой юноша, рыжеватый, маленький и худенький, у которого на лице были только нос и огромные глаза, прочее совершенно терялось. – Он посланник Сатаны. И свобода, которую он дал нашим братьям, плохая свобода. Они теперь свободны жить вне своих общин и менять веру, по-вашему, это для них хорошо?

Я пожалел, что нет здесь Бессмертного с его логикой – то-то было бы словесное сражение!

– О чем они толкуют? – спросил сильно недовольный Артамон.

– Бонапарта ругают, – отвечал я. – И в письме этом то же написано: не оказывать помощи французам, служить русскому царю. Чудеса, ей-богу!

– Бонапарт – безбожник, он хочет лишить нас Торы и Талмуда, – продолжал мой бородатый собеседник. – Его невозможно победить одним оружием. Вы же сами видите, уважаемый господин, мы отступаем…

Вот это «мы» меня и подкупило!

– Ну-ка, растолкуй мне еще про «Марсельезу»! – попросил я и по-русски велел матросам опустить пистолеты.

– Это уже давно началось, – сказал юноша. – У каждой страны в сферах… в высоких сферах, я не знаю, как это сказать… ой, там, высоко, у России есть двойник, и у Франции есть двойник, и у Англии есть двойник. Он связан с гимном этой страны, может быть, он дает знать о себе через гимн, через музыку, поэтому мы уважаем музыку. Наши уже давно поют «Марсельезу» на празднике Симхат Тора, только со своими словами.

– А сейчас вы как пели?

– По-всякому… – он немного смутился. – Наверно, правильно петь слова молитвы, но мы долго спорили и решили, что мелодия у нас уже набралась святости и теперь она может освятить слова. К тому же нас десять взрослых мужчин, как полагается!

Он обвел рукой соплеменников, и я поразился тому, что он считает взрослым мужчиной тринадцатилетнего мальчика. Но я вспомнил мальчика-жениха, которого встретил в Петербуржском предместье, и решил ничему более не удивляться.

– И Учитель нарочно посылал двух наших в войско Бонапарта, чтобы они списали слова и запомнили музыку правильно! – добавил его рыженький товарищ. – Уважаемый господин, каждый воюет, как умеет! Мы победим Бонапарта, потому что забрали его марш и лишили его войско боевого духа!

– Ясно, – сказал я. – А родители ваши знают, что вы залезли в подвал и сражаетесь с Бонапартом? Если бы вас тут изловили люди простые, то долго разговаривать бы не стали.

Бойцы несколько смутились.

– Мы все женатые мужчины, кроме Боруха-Лейбы и Беньомина, – ответил бородатый юноша с некоторой гордостью. – Но вот мы все про себя рассказали. А кому мы это рассказали? Вы из полиции?

– Да, – подтвердил я, – мы из военной полиции, которая ловит предателей и вражеских шпионов.

– Правда? – юноша улыбнулся, и тут стало ясно, что я ошибся, определяя его возраст: ему было не более шестнадцати.

– Что будем с ними делать? – спросил я Артамона и Сурка. – Выходит, наконец-то наш Гореслав Карачунович промашку дал! Никакой логической связи между «Марсельезой» и шпионами нет. И это не стратегический ход неприятеля, а вообще какая-то ахинея.

– Погоди, Морозка, – сказал на это Сурок. – Если «Марсельеза» впуталась в наш розыск, то для чего-нибудь и она пригодится!

– Разве что для изучения Священного Писания в оригинале. Надо как-то внушить парнишкам, что они сильно рискуют, давая такие концерты по погребам, и разогнать их по домам.