Рижский редут

Страсть к маскараду оказалась заразна. Мои драгоценные родственники прибыли в Ригу переодетыми, а одеяния свои приобрели у даленхольмских рыбаков. Сурок даже объяснил, как они до этого додумались. Островитяне обрадовались возможности снабжать моряков провиантом, и вот заявился к ним с огромным мешком каких-то круп дядя ростом с Артамона и той же комплекции. Круп и в усадьбе, и на провиантском судне было в избытке, но родственники так обрадовались, что взяли мешок, лишь бы расположить к себе детину и купить у него штаны, рубаху, кафтан и кожаные постолы исполинской величины. Артамон в этих доспехах гляделся каким-то первобытным богатырем, самое же забавное следствие сего – добрая девка, служившая в погребке, уставилась на него во все глаза, приоткрыв рот от восторга. Видно, он стал олицетворением ее девичьих грез. Примерно так же оделся и Сурок. Но это еще не все! Они взяли с собой Гречкина и Свечкина! Разумеется, матросов также перерядили. Свечкин нес на плече мешок, в котором лежали укутанные в тряпье и погруженные в те самые крупы пистолеты тульского завода.

Увидев эту компанию, я чуть умом не тронулся.

– О Господи! – произнес я. – Что такое написал вам Бессмертный?

– Написал, что будет горячее дело, – отвечал Сурок. – Но добавил, что рискуем попортить мундиры. Это мы, Морозка, мундиры спасаем!

Они поели, причем матросов усадили за один стол с собой. Артамон утверждал, что накануне бессонной ночи как раз и следует набить брюхо, тогда спать якобы не хочется. Сурок, наоборот, боялся, что мой лихой дядюшка, объевшись, заснет в засаде, и тогда его пушками не добудишься. С некоторым трудом я вытолкал их из погребка.

Вечер в Рижской крепости – занятное время. Почтенные обыватели летом, в хорошую погоду выходят перед сном на прогулку и созерцают дивные картины закатных облаков. Для этого лучше всего выйти на речной берег. Но есть несколько иных мест кроме Яковлевской площади, разумеется, где можно пройтись и постоять с соседями. Это пятачок между Большой и Малой гильдиями, небольшая площадь перед Петровским храмом и пространство вокруг него, Ратушная площадь – если ее не слишком закидали за день всякой дрянью торговцы. Особенно же хорошо место у открытого крыльца Дома Черноголовых, где можно в сотый раз полюбоваться каменными скульптурами на фронтоне и черными мавританскими физиономиями, которые тут торчат отовсюду.

Уважаемый бюргер или айнвонер может также повести супругу и старших детей в кабачок. Это повод принарядиться, показать новую шаль и шляпку, надеть дорогие сережки, причем соседи знают наперечет все имущество каждой фрау и фрейлен и обсуждают приобретения, строя при этом всякие предположения. Молодежь обоего пола вечером ненадолго вырывается на свободу, включая слуг. Никто не галдит на улицах, предлагая поношенные сапоги и бальзам от всех болезней. Зато из многих окон доносятся звуки музыки. Но клавесинные концерты, пение нежных голосков и тайные рукопожатия в сгущающихся потемках длятся недолго. Этот город привык рано вставать.

Мы вышли из погребка вместе с теми обывателями, что считались, как я полагаю, отъявленными вольнодумцами, потому что ложились спать позже всех. Уже стемнело настолько, что многие хозяева выслали прислугу зажечь фонари у своих дверей.

– У нас еще есть четверть часа, – сказал Сурок, достав свой великолепный брегет.

О том, как выглядит рыбак в кафтане и штанах из небеленого холста, размахивающий золотым брегетом, я ему говорить не стал. Тем более, что в голову пришла иная мысль.

– А не прогуляться ли нам, господа, по задворкам? – предложил я.

– Хочешь познакомиться с хорошенькой нимфой? – полюбопытствовал Сурок. Он сразу сообразил, где именно они завелись, уйдя из Московского форштадта.

– Нет, хочу действовать сообразно логике, – и я передал им рассуждения Бессмертного о том, что подземная «Марсельеза» явно играет какую-то особую роль в действиях наших противников.

– Ну, пройдемся, авось эти музыканты не поленятся сегодня дать свой концерт, – сказал Артамон.

Он очень ловко исхитрился пропустить вперед Сурка с матросами, чтобы приотстать и задать мне наиважнейший вопрос: не знаю ли я чего о незнакомке? Я вкратце рассказал ему, как вывезли Эмилию.

– А она?.. Ни словечка для меня? – горестно спросил Артамон.

– Да как сказать… Формально – ни словечка, но… но она хотела знать о тебе…

– Точно?! – бешеный мой дядюшка едва не пустился в пляс.

– На мой взгляд, она хотела этого чересчур рано, – заметил я. – Ей следовало бы еще полгода затыкать уши при твоем имени, потом сжалиться и чуть приоткрыть одно ухо, потом…

Он так ко мне повернулся, что я шарахнулся.