– Кто это подтвердит? – спросил Бессмертный и обратился ко мне по-русски: – Скорее всего, эта дуреха успела сбегать в театр и побеседовать с человеком, которого знала как любовника своей племянницы, а кто он на самом деле – черт его разберет.
Эмилия глядела на нас с таким явным недоброжелательством, что казалось, будь у нее в руках карабин, тут же бы обоих и пристрелила. А меж тем Бессмертный, возможно, спас ее от гибели, отдал в руки опытным докторам, теперь Эмилия находилась в безопасном месте. Казалось бы, из одной благодарности следовало бы рассказать нам все, что ей известно о Жилинском, так нет же! Для меня в Эмилии воплотились вся скверные качества рижан: когда ты ходишь в мундире и приближен к особе военного командира Рижского порта, надо сделать все возможное, чтобы с боем прорваться в твою постель; стоит тебе попасть в беду и тебя уже смешивают с грязью, топят в грязи; а уж когда ты выкарабкался – тебе этого вовеки не простят.
– Итак, вы находились неизвестно где до позднего вечера, когда Анна Либман вздумала еще раз навестить Морозова. А где вы были, когда герр Шмидт нашел ее тело?
– Я? Я не знаю… Дома, очевидно, с фрау Штейнфельд…
– Морозов пришел поздно. Было уже настолько темно, что он не разглядел ни лица убийцы, ни тела на лестнице.
А спать порядочные бюргеры идут рано. Что вы могли делать с фрау Штейнфельд? Не забрались же вы на ее… – тут Бессмертный перешел на русский язык: – Морозов, как по-немецки будет «супружеское ложе»?
Я сказал. Эмилия, не поняв шутки, возмутилась. Тогда сержант напомнил ей, что ее рана не так уж тяжка, и пригрозил выставить из лазарета и из Цитадели. Идти ей некуда, где бы она в Риге ни искала пристанища, ее там найдет либо сам Жилинский, либо посланный им убийца. А сведения, которые она так тщательно скрывает, возможно получить и иным путем – допросив театрального сторожа Фрица, к примеру, а также его постояльцев.
Это подействовало.
– Начнем сначала, – сказал Бессмертный. – Чем объясняется ваша ложь, фрейлен Штейнфельд? Неужели Морозов так жестоко провинился перед вами, что вы непременно хотели его погубить? Или дело не в Морозове? Отвечайте же! Может быть, вас просили солгать?
– Да, – тихо отвечала она.
– Это уже лучше. Поймите, фрейлен Штейнфельд, пока ваша ложь еще не принесла особого вреда. И даже более того. Из-за того, что вы солгали полицейским и вынудили Морозова скрываться, стали явными такие преступления, о которых иначе никто не узнал бы. И если вы окажете содействие военной полиции, то это будет учтено… и вас не накажут за лжесвидетельство… более того, вы можете получить награду за разоблачение опасного преступника!
Я видел, что мысль о награде пришла в голову Бессмертному только что. А наградой в понимании Эмилии могли быть только деньги. Она собирала себе приданое и беспокоилась о каждом гроше. Да и, как принято в Риге, многие вещи измеряла деньгами. Мы же с Бессмертным вспоминали о них куда реже, а ведь с награды-то и следовало начинать! Тут, к некоторой моей радости, сержантова логика не сразу сработала.
– Это правда? – спросила Эмилия.
– Правда, – подтвердил я.
– Но никто об этом не узнает? Только господа из военной полиции?
– Только помощник начальника военной полиции первой Западной армии герр Розен…
Эту словесную конструкцию Бессмертный составил не сразу; поскольку порядок слов в немецкой речи русскому порядку предельно не соответствует, то приходится в уме всякую фразу сперва произнести по-русски задом наперед.
Эмилия вздохнула.
– Тут ведь может быть опорочена моя репутация… а я девица…
Я чуть было не высказался в том смысле, что девица должна вести себя скромно, а не строить глазки офицерам, недвусмысленно предлагая свою особу для амурных шалостей. Но промолчал.
– И еще одна репутация, – добавила Эмилия, – моей покойной племянницы Катринхен.
Всем видом она показывала, что каждое следующее слово будет произносить ценой величайших усилий, а лучше всего – чтобы за каждое слово ей немедленно выдавали по золотому талеру. Но эти потупленные глазки вызвали во мне злость. Она пыталась нажиться на воспоминаниях о бедной доверчивой девушке!
– Мы уже знаем, что у Катрины Бюлов был любовник, – сказал я. – И что он ее убил.
– Нет, это ложь! – вскричала Эмилия. – Он никого не убивал! Он не мог ее убить! Он хотел увезти ее и жениться на ней!
– Вот это новость, – ответил я. – Она об этом не знала, а он – знал? Фрейлен Эмилия, вы хоть думайте, что говорите.
– Это чистая правда! Мне ли не знать! Он видел в ней свою невесту!.. Герр Морозов, с ним случилось то же, что и с вами! Это обстоятельства, ужасные обстоятельства! И Анхен подумала, будто убийца – он!
Волнение было неподдельным.
– Точно ли мы об одном человеке говорим? – осведомился Бессмертный. – Мы с Морозовым имеем в виду поляка по фамилии Жилинский, любовника Катрины Бюлов, а вы?
– Да, увы, он стал ее любовником, но он ее не убивал!
– Это он вам сказал? – спросил сержант.