Ксеня сначала испугалась происходящего, но потом увидела мою улыбку и расслабилась. Только поглядывала искоса да губы кусала. Но я ценила ее молчание, так необходимое мне сейчас, и знала, чего это стоит моей непоседливой и прямолинейной подружке. Я благодарно ей улыбнулась и пошла по тропке, между рядами спящих сосен, чуть касаясь их рукой и прислушиваясь.
Я слышала сны деревьев под шапками снега. Голос земли, что пел мне о новой жизни, затаившейся в ней. Шепот озер, скованных льдом. Я прикасалась к шершавой коре, и сосны закрывали меня лапами, обнимали, баюкали. Духи земли рассказывали мне свои истории, и их было так много, что можно слушать целый век, и они торопились, шептали, спорили! Воздушный зверь наигрался в снегу, прилег рядом, обвивая мне ноги теплом. Я улыбнулась ему и махнула ладонью, чтобы обогрел Ксеню.
А сама все слушала и слушала голос моей земли и моего леса…
Не знаю, сколько времени прошло. Очнулась, выбралась из-под елового шатра, осмотрелась. Ксеня сидела в сугробе. Раскрасневшаяся, словно не на морозе почивала, а на печке.
– Ветряна, – позвала она, – а ты кто?
Я фыркнула, щелкнула подружку по носу.
– Все та же скаженная Ветряна, – рассмеялась я. – Ну и еще немножко схит. Последняя из схитов.
– То есть как это? – изумленно прошептала Ксеня.
– Так уж получилось. Пошли, нагулялись.
И пока мы шли обратно, я рассказала, как очутилась во временномм туннеле, как горело поселение схитов и как я вытолкнула в туманную прореху маленькую синеглазую девочку. Спокойно рассказала, без эмоций. И про Арххарриона умолчала. Но и этого хватило. Ксеня сначала смотрела открыв рот. Потом бегала по кругу, утаптывая дорожку. Потом попробовала попинать деревья, но я ей запретила. Зато на каменной кладке стены подружка оторвалась вволю. Я даже ждать устала.
– Ксень, ну пошли уже, а? – со смехом просила я. – Ну что ты как маленькая! Пошли!
Девушка наконец успокоилась, выдохнула.
– Пошли, – согласилась она. И посмотрела.
– Вот только не надо на меня так смотреть!
– Как?
– Вот так! Хватит уже! Ксеня! Словно у меня рога выросли! И пламя изо рта идет!
– Ага! Пламя, значит, ты не умеешь?
– Да ничего я еще не умею, – рассмеялась я. – Голос земли слышу, деревьев, зверь вот у меня под рукой, воздушный… А больше ничего.
– А больше ничего! – противным голосом передразнила Ксенька. – А у меня вообще кусок души шляется где-то! Так-то!
– О! Да ты прямо фря!
Мы залились смехом так, что вспорхнули с ветвей испуганные сойки. И в Риверстейн вернулись совершенно довольные друг другом и собой.
Вечером Риверстейн опустел. Не представляю, как лорд Даррелл все провернул за столь короткий срок, но уже к закату у ворот стояло несколько экипажей, ожидающих послушниц.
Многие девочки откровенно плакали, другие бодрились, задирали носики, но по туго сжатым ладошкам, в которых они держали дорожные сундучки, было видно – и им не по себе.
Возницы покрикивали, поторапливали, вздыхали и смотрели на вечернюю зорьку. Прикидывали, как дотемна добраться до ближайшего поселения, а с утра уже и в Загреб двинуться.
Наставницы в свой экипаж погрузились молча, хмуро, не глядя на испуганную кучку бывших воспитанниц, только арей все еще рассказывал о схождении святых старцев этой ночью. Но его уже никто не слушал.
Зато Авдотья и Данина не скрывали своих чувств, вовсю обнимали девочек, уже не боясь недовольного окрика наставниц и тайком утирая слезы.
Когда все погрузились, по стылой дороге простучала слаженная дробь копыт и выскочил перед воротами вооруженный отряд. Лорд Даррелл все предусмотрел и без охраны своих бывших подопечных оставлять не собирался.
Мы с Ксеней притаились в темной ученической, отсюда двор просматривался лучше всего. Пока девочки усаживались в повозки, одергивая платья и шмыгая носами, мы прятались за занавесями и испуганно вздрагивали от звуков шагов в коридоре. Как в детстве. Только тогда мы прятались, потому что хотели сбежать, а теперь – остаться.
Но вот двор опустел, и даже отзвук копыт затих в морозном воздухе. В Риверстейне стало тихо. Оглушающе, невероятно тихо. Замок умолк. Больше не было шепота девочек в его коридорах, легких шагов, шелеста платьев, сплетен, смеха, плача, молитв и окриков. Никто не мчался по лестнице, опаздывая на занятие, не падали со стуком тяжелые книги, не коптили угасающие масляные лампы…
И Риверстейн загрустил, задумался. Словно ворчливый старик, которого так долго раздражили шаловливые внучата, и осознавший, как они ему дороги, лишь когда они уехали.
Мы неуверенно переглянулись и испуганно подпрыгнули, когда стукнула дверь в ученическую.
– Так… – сказал лорд Даррелл, – вот вы где!
– Мы никуда не поедем! Ни в какой Загреб! – воинственно воскликнула Ксеня и непримиримо выпятила подбородок.
Я согласно кивнула. Шайдер удивленно на нас посмотрел.
– Конечно не поедете! Кто ж вас отпустит. Вы поэтому здесь прятались? Я вас с обеда ищу!
– А зачем вы нас ищете? – поинтересовалась я.
– Как это – зачем? Сгораю от любопытства, конечно! Идемте, хватит там пылью дышать.
Мы вылезли из-за завесей и со вздохом облегчения покинули темную ученическую.