Самое время, наверно, рассказать о книге, о том, как быстро она разошлась. Странно, как меняются люди вокруг, когда тебе удается издать и продать плод своего труда — книгу. Большинство собравшихся здесь, похоже, ожидали, что она превратится в ненароком разбогатевшую, высокомерную особу, станет грешить снобизмом. С самого начала Мэг дала себе слово, что этого никогда не случится. На чванство, она уже насмотрелась вдоволь — хватит с нее собственной матери! Были и такие, что млели от подобострастия — решили, видно, что первая книга приносит миллионы долларов. Хорошо бы, если б так… Не надо тревожиться о будущем, размышлять долгими ночами, как заработать на жизнь.
— Эй! — улыбнулась она и Кевину, и Сьюзи одновременно. — Я, вообще-то, когда надеваю джинсы, вставляю сначала одну ногу, потом другую. Как все нормальные люди.
Сьюзи рассмеялась. Мэг прицепила нагрудную карточку. Вечер встречи выпускников начался.
— Мэг нас убьет! — пробормотала Лаура, вглядываясь через лобовое стекло машины в мигающую неоновую вывеску: «Даффи», «Даффи», «Даффи».
— Да она поймет, — отозвалась Хитер, но голос ее звучал не очень-то уверенно.
— Она нас никогда не простит! — подвела итог Лаура.
— Ну и что же нам — торчать всю ночь в машине? — Хитер тяжело вздохнула, открыла дверь «тойоты» и так и осталась сидеть в машине с открытой дверью. — Да это как-то само собой вышло из-под контроля.
Девушки помолчали. Первой заговорила Лаура:
— Но это ее жизнь, Хитер. Может, она сочтет, что все не так уж смешно.
— Не думаю — Мэг поймет, она любит розыгрыши. — Хитер опять убеждала то ли себя, то ли подругу.
Лаура открыла дверцу со своей, водительской стороны.
— Ладно, идем — посмотрим, что будет.
Мэг с трудом протолкалась к бару, заказала пиво, повернулась — и увидела Дэниела Уиллета, направляющегося прямо к ней. Бурная, непосредственная радость охватила все ее существо. Он подошел и сел рядом с ней. Она улыбнулась, глядя в его серые глаза.
— Привет, Ковбой!
Хорошее прозвище — он на него никогда не обижался.
— Эй, Синеглазка! — откликнулся Дэниел.
А он неплохо смотрится! Серые, колючие, настороженные глаза — будто постоянно готов к неожиданностям, к опасности. Но сегодня в глубине этих глаз светится что-то доброе. Он ей всегда нравился, даже очень. И он счастлив ее видеть, да-да, она заметила это и рада этому. Когда-то, лет в тринадцать, она была сильно им увлечена, но он считал ее странной, чудаковатой. Она встречалась время от времени с его братом Алеком, два года, пока училась в последних классах. Дэниела она не интересовала, вот и стала встречаться с его братом, чтобы хоть так видеть его почаще. Ей хотелось знать его мир, его интересы, чем он живет, почему сразу после уроков вскакивает на подножку школьного автобуса и уезжает. Позднее сменил автобус на побитый, старый пикап, но все равно уезжал так же. Кожа у него, какая обветренная, — конечно, большую часть времени Дэниел проводит под открытым небом. Но, как ни странно, это ему идет, даже придает какую-то сексуальную привлекательность, как Роберту Редфорду. Морщинки в уголках глаз, — должно быть, от смеха. Волосы темно-каштановые, рост за метр восемьдесят. Про таких мужчин говорят: «Высокий, красивый брюнет». Тогда, в юности, он не выглядел так привлекательно.
— Так лошади-то, о которых ты мечтал, есть у тебя сейчас? — спросила она и сейчас же увидела удовольствие, даже радость в его глазах.
Он достал из бумажника несколько фотографий и молча протянул ей. Арабские скакуны на снимках были так грациозны, что у нее дух перехватило.
— Как красиво, Господи! — выдохнула Мэг. Он промолчал — не было необходимости говорить.
Она долго любовалась, и было на что: гордый изгиб шеи, чуть приподнятый хвост, большие, блестящие умные глаза.
— Ты, наверно, гордишься ими? — Она бережно сложила и вернула фотографии.
— Да. Горжусь. И тобой горжусь тоже.
— О! — только и могла произнести она: слова эти взволновали ее. Может быть, неискренность, лесть? Она не в силах даже начать второй роман, а ее считают знаменитой писательницей. — Не надо мной гордиться!
— А я горжусь — серьезно! И мы все — тоже.
— Спасибо. — Смущенная, Мэг отвела взор. Наступило неловкое молчание.
— Как поживает твоя мать? — спросила она, чтобы что-то сказать: ее, если честно, это не занимало. Эрна Уиллет, с ее злобным характером, обращалась с сыновьями властно, деспотично.
— Она умерла. Несколько лет назад.
— Мне очень жаль. — Слова застряли у нее в горле, потому что это была неправда.
— Время пришло, наверное.
Очень типично для Дэниела: какая-то сила в его взгляде, уверенность, что он готов встретить невзгоды, которые других свалят в один день.
— А Брэтт?
Это безопасная территория — его братья: он искренне любил их. Когда мать особенно им докучала, братья Уиллет собирались вместе.
— Летчик, летает из Денвера. Иногда заезжает навестить меня.
— Здорово! — Брэтт был любимец семьи — отчаянный парень. — А Джо?
— Женился, дети родились — две девочки. Живет в Нью-Мехико. Занимается компьютерами.
— Он всегда, еще с детства, интересовался компьютерами. А как у Алека дела?