Она перешла Седьмую авеню и направилась к Таймс-сквер. Поговорка показалась ей правдой: нигде мы так не одиноки, как в толпе. Петра шла по городу, по Манхэттену, охваченному рождественским настроением, но оно ее не затрагивало. В отличие от холода. Она и мороз были заодно, от их прикосновения застывало буквально все.
Отель, в котором остановился Уилсон, был расположен недалеко от автобусного терминала портового управления. Его номер был ненамного больше ее ванной комнаты в «Лоуэлле». Это расстроило Петру, так как напомнило ей гостиничные номера из ее прошлого: одинокая безвкусная картина на стене, телевизор модели 1970-х годов, шкаф с оранжевой шторкой вместо дверей. Когда Уилсон предложил выйти погулять, Петра моментально согласилась.
В нескольких кварталах от отеля они нашли закусочную. Петра заказала кофе, Уилсон заказал полный завтрак. Официантка принесла два огромных стакана воды со льдом.
– Все готово, телефон присоединен, – сообщил Уилсон.
Она кивнула.
– Теперь нам просто нужно подождать.
– Недолго. Сегодня Гилер занят, но завтра днем у него выделено два часа. Скорее всего, это то, ради чего мы здесь.
– Да, поскорее бы все закончилось.
– Это точно. Тогда мы можем убраться отсюда.
– Вам это не нравится?
Уилсон развел руками, мол, не обессудьте.
– Я не городской человек.
– А Нью-Йорк – самый городской из всех городов…
– Это точно.
– Вам не нравится жить в Лондоне?
– Я не живу в Лондоне. Мы уехали десять лет назад.
– Мы?
– Моя жена и я, и наши трое детей. Мы купили дом в Суррее. – Уилсон посмотрел в окно на людской поток. Его мысли, похоже, уплыли вместе с его взглядом. – Конечно, старший больше не живет с нами. У него свой дом в Илинге.
Петра попыталась угадать возраст Уилсона. Где-то за пятьдесят. После чего попыталась соединить несоединимое – умиротворенную жизнь в пригороде и работу на Александера в Маджента-Хаус.
– Как у вас это получается? – спросила она его.
Уилсон вернулся в реальность:
– Что именно?
– Работать на Александера. Имея жену, семью… Это выше моего понимания.
– Это работа. Только и всего.
Петра покачала головой:
– Неправда. Это… это… – Она не смогла подобрать нужных слов. – Я это к тому, что вы говорите ей. Допустим, вы вернулись вечером домой, и она спросит, как прошел ваш день; что вы ей скажете? «О, так себе, дорогая. Мы зачистили группу русских мафиози…»
– Моя жена не в курсе. Она думает, что я бухгалтер. По большому счету так оно и есть.
– Вас это не напрягает? Постоянно лгать кому-то, кого любишь?
– Разумеется. Но что поделать? По-другому нельзя.
– Что мешает вам уйти, найти нормальную работу?
Похоже, Уилсон искренне удивился:
– Уйти? Это как?
Но тут прибыл его завтрак, на тарелке размером с поднос. Яичница с беконом, порция в четыре раза больше обычной для одного. Для Петры это было похоже на сердечный приступ, ожидающий, когда его съедят. Плюс вафли, чтобы уж наверняка. Будучи Лизой, она за неделю съедала меньше.
От Пятой авеню к входу протянулась черная маркиза. Швейцар в длинном зеленом пальто и черных кожаных перчатках улыбнулся и открыл ей дверь. Вестибюль был огромен. Мраморный пол устилал персидский ковер. Между дверью и лифтами было три люстры. Оба консьержа за стойкой носили темно-серую униформу с медными пуговицами и алыми эполетами.
– Я к мистеру Гилеру.
Тот, что потолще, кивнул и нажал кнопку. Дверь на другой стороне вестибюля открылась, и ее поманил какой-то мужчина. Петра узнала его: его фото показывал ей Уилсон. Кен Рэндалл, бывший нападающий «Кливленд Браунс»[11], а ныне телохранитель Леона Гилера. По словам Уилсона, уйти из спорта Рэндалла заставила серьезная травма правого колена; всегда полезно знать уязвимые места людей. Он провел ее в маленькую комнату. Внутри стояли стол, пара стульев и высоко в одном углу – камера.
– Я тебя раньше не видел.
– Мадлен заболела. Я – ее замена.
– Я должен тебя обыскать.
– Да сколько угодно!
Рэндалл обыскал ее тщательно, не то что лентяй Луисо. Затем осмотрел содержимое ее сумочки: кошелек, ключи, губная помада, карандаш для глаз, тампоны, пара черных кружевных трусов. Когда он вытащил их, их взгляды встретились. Петра улыбнулась:
– Никогда не знаешь, когда понадобится запасная пара.
После трусов Рэндалл наткнулся на маленький баллончик и теперь пытался сладить с названием на этикетке.
– Что это? Саль… сальбамол… сальбумол… нет, погоди… сальбу…
– Сальбутамол.
– Что это?
– Я – астматик. – Петра сунула руку в сумку и вытащила пластиковую насадку. – Вставляешь баллончик в ингалятор, затем дышишь через этот мундштук.
Рэндалл начал возвращать вещи в сумочку.
– Астматик, говоришь?
– Да.
Рэндалл осклабился от уха до уха:
– Небось потому, что вечно приходится стонать и задыхаться? Угадал?
Петра поднялась на лифте на четвертый этаж. Двери открылись, и ее взору предстал небольшой полукруглый атриум. Впереди двойные двери были слегка приоткрыты. Атриум вел в большой овальный зал, окруженный рифлеными колоннами. Пол был каменный, в черно-белую клетку. В центре располагался небольшой бассейн с бронзовым дельфином посередине, изо рта которого била струя воды.