Я перемахнул через борт "газели" и плюхнулся на железный пол между картонными ящиками и молочными флягами. А когда "газель" въехала на территорию и остановилась на грузовом дворе с тыльной стороны телецентра, соскочил и вбежал в здание.
Сердце у меня молотило, как...
Где тут что?
Ну не учили нас штурмовать телецентры!
Ткнулся в одну дверь. Заперто. В другую. Лестница. Взлетел на второй этаж. Длинный тусклый коридор с одинаковыми дверями по сторонам. Одна открыта. Мотки киноленты, стол с экраном. Монтажная? Никого. У двери тележка на резиновом ходу с плоскими жестяными коробками. Синий халат на ручке. Азбука выживания: все, что движется, съедобно, попал в сортир - маскируйся говном. Натянул халат поверх плаща. Маловат, но тут не "Ле Монти". Рванул по коридору, толкая перед собой тележку.
Еще одна лестничная клетка. Проскочил. Стоп, кто-то там был. Точно. Девица в белом халате. Курит. Странное что-то курит. Испугалась, спрятала сигарету за спину. Травку, что ли? Похоже на то. И морда наглая от испуга. Ну, Амстердам.
- Миленькая, где здесь гримерка?
- Да тебе никакая гримерка не поможет. - Вот зараза. Но снизошла: Прямо, направо, в другом конце от эфирной. Новенький, что ли?
Знать бы еще, где эта эфирная.
Еще коридор. Такой же длинный и тусклый. Прямо фильм ужасов, а не телестудия.
Да где же эта проклятая гримерка?
Гримерку я так и не увидел. Зато увидел, как из-за угла вывернули Мазур и Чемоданов и трусцой двинулись мне навстречу. Я быстро отвернулся, наклонился к коробкам. Пропустил их и покатил следом. Благо пол был покрыт ковролином, а они слишком спешили, чтобы оглядываться.
Впереди загорелось табло над большой дверью: "Микрофон". Это, видно, и была эфирная.
Мазур и Чемоданов перешли на рысь. Я подтянулся метров на пять.
Где-то здесь. И сейчас. Если я хоть что-нибудь понимаю в. жизни. Не эта дверь. И не эта. И не...
Эта.
Приоткрыта. Чуть. На три пальца.
Мазур и Чемоданов пробежали мимо.
Отсчет - ноль.
Дверь дернулась. Я с размаху всадил в нее тележку. Захлопнулась. Коробки покатились по коридору. Мазур и Чемоданов скрылись в студии. Я рванул дверь на себя и нырком ушел вниз. Пока катился по полу, позади шмякало - пули шли в ковролин. А сверху чпокало.
Чпок-шмяк.
Восемь.
Девятым был щелк.
Самый паскудный звук, когда его издает твой "Макаров" или "калаш". И самый прекрасный, когда не твой.
Кач - фляк - сальто. У Мухи это лучше, конечно, получалось. И у егоровского Мини неплохо. Но и у меня получилось.
Он бы ушел, если бы сразу бросил пушку. Но он решил, что успеет сменить обойму.
Почти успел.
Я выбрался из-под сразу ставшего тяжелым тела и кинулся в коридор. Елки! Коробки. Наткнется кто - сразу заглянет в комнату. А мне ни к чему, чтобы раньше времени поднялся переполох. Сначала нужно самому разобраться, что к чему. Втащил коробки вместе с тележкой. Запер дверь изнутри. Вот теперь можно и осмотреться.
Похоже, я слегка погорячился. Но при таких скоротечных, научно выражаясь, контактах лучше пере-, чем недо-. Полезней для здоровья. Не учебный бой на татами, прием не обозначается, а проводится до конца. До точки.
Так и есть. Глаза у него были открыты, а из угла рта текла струйка крови. Странно все-таки. Сломана шея, а кровь идет изо рта.
Короткие черные волосы.
Низкий лоб.
Приплюснутый нос.
Тот самый.
Голуба-мама!
Какая-то слишком бурная жизнь у меня пошла. Почти две недели груши околачивал, а тут на тебе.
Документов, конечно, никаких. Ни в одном кармане, ни в другом. А в джинсах? Есть. Права и техпаспорт.
Матвей Галиевич Салахов.
Вот, значит, ты кто. Матвей.
Автомобиль "ВАЗ-2106". Номер местный. Цвет: светлый беж.
Тот самый цвет. Неподходящий для туманного балтийского климата. Но очень подходящий для слежки.
Как же я не просек? А ведь чуял. Холодело в затылке. И возле обкомовского дома. И на автовокзале.
Сведения о владельце. Местожительство: город К., ул. Первая Строительная.
Ну, это я уже знал. Почти наверняка. Еще после визита к Юрию Комарову. Конечно, Первая Строительная. И этого Матвея народ знает с пеленок. И потому никто даже внимания на него не обратил.
Я сунул документы на место.
Теперь пушка. Она так и осталась в руке Матвея.
Глушачок. Как же без него.
Ух ты! А пушечка-то знакомая. Ну, конечно же. "Токагипт-58". И царапинка на стволе.
Так-так.
Было у меня ощущение, что этот "тэтэшник" ко мне вернется. Вот он и вернулся. Но забирать его я не спешил. Сначала нужно было понять: уходить или вызывать милицию.
Раздумывал я целую вечность. Секунд восемь. Пока не спохватился: да что ж это я торчу, как...
Без вариантов. Сначала уходить, а потом думать. Потому что если сначала думать, то потом уходить будет поздно.
Ну и как же ты, Матвей, хотел уходить?
"Сто часов теорию отхода слушает в училище пехота". Не помню, чьи стихи. Не очень складные, но правильные. У нас тоже было часов сто. Если не двести.
Я огляделся.
Комната была большая, с письменными столами, заваленными бумагами. Компьютер на одном. Редакторская?
Включенный монитор в углу с застывшей заставкой "Голосуй сердцем".
И восемь дыр в полу, затянутом серым ковролином.