Риск

— Я не собирался выходить в море еще неделю, — продолжал он. — Все прогнозы обещали скверную погоду в Бискайском заливе, а я плавал на этой яхте лишь однажды, да и то при легком ветерке, и плохо представлял, как она поведет себя в шторм. Но он позвонил в то утро на «Голденуэйв», говорил со мной, рассказал о тебе и заявил, шторм штормом, а я не пожалею, если отчалю вечером и возьму тебя с собой.

— Надеюсь, дело того стоило, — сказал я.

— Да, — откровенно признал он. — Мне заплатили двойную цену.

Я подавил смешок.

— Э… может ли парусник, — спросил я, — спокойно отплыть из Англии и путешествовать из порта в порт в Средиземном море, если у него даже нет названия? Я хочу сказать, вам ведь приходилось иметь дело с таможней и все такое прочее?

— Можно пройти таможню, если хочешь потерять уйму времени. В противном случае, пока ты сам не поставишь их в известность, в порту понятия не имеют, прошел ты две мили до берега или две тысячи. В больших портах собирают пошлину за швартовку, и больше их ничего не волнует. Если бросить якорь где-нибудь, вроде Форментера, что мы и сделали однажды вечером, когда ты был на борту, никто даже не заметит. Спокойно приходишь и уходишь, на море с этим просто. Что еще нужно человеку?

— Звучит восхитительно, — с завистью вздохнул я.

— Ага. Послушай… — он запнулся на мгновение, — ты собираешься натравить на меня полицию или что-то в этом духе? Поскольку я отплываю сегодня с дневным приливом, я не скажу куда.

— Нет, — сказал я. — Никакой полиции.

Он испустил вздох с явным облегчением.

— Полагаю… — Он помолчал. — Что ж, спасибо. И ты уж извини, ладно.

Я вспомнил дешевый роман, носки и мыло. Я не мог сердиться на него.

Через десять минут от служащего «Голденуэйв Марин» я получил довольно полную справку о больших яхтах вообще и Артуре Робинсоне в частности. В настоящее время на верфи «Голденуэйв» стояли на стапелях еще четыре яхты типа Золотой шестьдесят пятой, все четыре заказаны частными лицами, и одним из них являлся Артур Робинсон. Их Золотая шестьдесят пятая модель оказалась удачной, о чем мне поведали с удовольствием и гордостью, и построенные на их верфи суда ценились во всем мире за отменное качество. Конец связи.

Я с благодарностью положил трубку. Сидел, размышляя и обгрызая ногти.

В конце концов я без особого удовольствия решил рискнуть.

Вернулись Дебби, Питер, Бесс и Тревор, и контора наполнилась суетой и звуками шагов. Мистер Уэллс явился на встречу за двадцать минут до назначенного срока, напомнив мне один из приемов психиатров, с помощью которого они определяют состояние пациентов: если те приходят раньше, они встревожены, если опаздывают — агрессивны, если приходят вовремя, то они страдают глубокой патологией. Мне частенько казалось, что психиатры не учитывают проблем с поездами, автобусами и дорожные заторы, но в данном случае тревожное состояние мистера Уэллса не вызывало сомнений. Его прическа, манера поведения, выражение глаз — все свидетельствовало о том, что он собой не владеет.

— Я звонил людям, которым вы послали фиктивный чек, — сказал я. — С ними было нелегко договориться, но они все-таки согласились не предъявлять иск, если вы позаботитесь о них после того, как суд вынесет постановление возбудить дело о несостоятельности, что неизбежно.

— И что?

— Заплатите им позже, — пояснил я. Профессиональный жаргон… И я туда же.

— Ох.

— Платежное поручение, — продолжал я, — прежде всего нужно направить в налоговую инспекцию, там вам определят полную сумму налога и начислят проценты за каждый просроченный день.

— Но мне совершенно нечем платить.

— Вы продали машину, как мы договаривались?

Он кивнул, избегая встречаться со мной взглядом.

— Что вы сделали с деньгами? — спросил я.

— Ничего.

— Так погасите часть задолженности по налогам.

Он смотрел в сторону, и я только вздохнул над его глупостью.

— Что вы сделали с деньгами? — повторил я. Он не пожелал сказать мне, и я пришел к выводу, что он шел по незаконному пути многих потенциальных банкротов, распродавая имущество и откладывая выручку на счет в банке где-нибудь далеко и под чужим именем. Таким образом, на долю судебных исполнителей, когда те появятся, останется немного. Я дал мистеру Уэллсу несколько хороших советов, которыми, как я догадывался, он не воспользуется.

Самоубийственная истерия его прежних визитов вылилась в недоброе чувство ко всем, кто пытался давить на него, включая меня. Он слушал с выражением ослиного упрямства на лице, какое мне доводилось видеть довольно часто раньше, и единственное, с чем он безоговорочно согласился, это не подписывать больше никаких чеков.

К половине четвертого мистер Уэллс надоел мне до смерти, а я ему.

— Вам нужен хороший адвокат, — заметил я. — Он скажет вам то же, что и я, но, возможно, вы прислушаетесь к его словам.

— Это адвокат посоветовал обратиться к вам, — мрачно возразил он.

— Кто ваш адвокат?

— Некий Денби Крест.

Мир тесен, подумал я. Отдельные части его соприкасаются, перекрывают друг друга, как куски лоскутного одеяла. В порядке вещей, когда все время всплывают одни и те же имена.