Риша решает!

– Стас, – с ощутимым недовольством говорит Влад, в его голосе слышатся материнские нотки, – я тебя, конечно, люблю, но в последнее время ты так бесишь своим пессимизмом. Когда ты успел стать размазней? Один раз что-то не получилось, так значит, надо на себя печать неудачника поставить? Я тебя едва узнаю. Раньше ты был готов на все ради того, что тебе действительно нужно.

– Я и сейчас готов.

– Что-то незаметно. Только и делаешь, что ноешь.

– Ты и представить себе не можешь, через что я уже прошел. Даже поцеловал ее один раз. – Я невольно улыбаюсь, а левый висок покалывает.

– И-и-и? – многозначительно тянет брат.

– Что «и-и»? Она мне так вмазала, что я Марс увидел. Не просто пихнула или шлепнула. Ударила. Кулаком!

Влад заливается диким хохотом, и я толкаю его в плечо, чтобы заткнулся. Это вообще не смешно. Ну ладно, может, совсем немного.

– Подумаешь, – хихикает он. – Не убила, и ладно. Стас, с чего-то же надо начинать. Ты вообще помнишь, чтобы мы за девчонками ухаживали, на свиданки гоняли? Вот и я нет. У нас не было на это времени, зато теперь… завались! Считай, наверстываем пропущенную молодость.

– А ты?..

– Я же сказал, она не в моем вкусе.

– Она классная! – возмущенно поправляю я.

– Вау! – удивленно отзывается Влад. – Спокойно, роднуля. Никто не спорит. Арина Мариновна вся твоя.

– Смотри при ней такое не ляпни. Она и тебя отделает.

– Я буду осторожен.

Растираю разгоряченное лицо ладонями, в горле печет. Надо было в буфете хоть сок прикарманить. Сладкая вата мыслей медленно тает, превращаясь в густую липкую жижу.

– Я ее боюсь, – признаюсь бездумно, фильтр для мыслей и слов полностью отключен.

Новая волна смеха брата превращается в шум пролетающих над головой вертушек, пространство вокруг раскачивается.

– Если не переборешь страх, к Пасхе твои яйца будут красивого синего цвета, – продолжает заливаться брат, которого уже тоже накрыло.

– Не заткнешься, у тебя лицо будет такого же.

– Ой, кажется, у тебя что-то в волосах.

– Что там?

– Розовый бантик!

Влад ерошит мне волосы, и я ловлю его за руку, поднимаясь.

– Сейчас я у тебя розовые стринги найду.

Вступаем в шуточную схватку, катаясь по сцене и громко ругаясь. В парах обычно есть примирительный секс, у братьев – примирительный кипиш. И как только мне начинает казаться, что победа близко, по актовому залу разносится властный и грозный голос:

– Это что такое?!

Крепче стискиваю плечи брата, вдавливая его спиной в деревянное покрытие сцены, а он сжимает в кулак ворот моего пуловера. В ужасе таращимся друг на друга, глухой стук каблуков отсчитывает время до начала казни. Виски пульсируют, дыхание рваное. Не стоило нам кувыркаться, только бурбон в желудках растрясли.

– Станислав! Владислав! Как это понимать?!

Отцепляемся с братом друг от друга и садимся, скрестив ноги. Пытаюсь незаметно задвинуть за спину недопитую бутылку, но промахиваюсь, лишь скользнув пальцами рядом с горлышком. Влад прикрывает ладонью рот, сдерживая смех, и я поглядываю на маму, остановившуюся в проходе между рядами. На голове меховая шапка, длинное черное пальто расстегнуто, а стены вокруг нее движутся, словно тканевые полотна на ветру. Ей бы еще черную кошку и метлу для полного комплекта. Зажимаю пальцами нос, чтобы задержать дыхание и задушить подступающий хохот, но тихое хихиканье брата не оставляет шансов. Наверное, он видит то же, что и я.

– Весело вам, да? – обманчиво нежно говорит мама. – Вы вообще помните, где находитесь? Что это за место?

– Конечно, помним, – отвечает Влад и смотрит на меня, пьяно улыбаясь. – Мы дома.

– Точно, – смазанно киваю я и обнимаю брата за плечи. – Сцена – наш до-о-ом! Единственный и неповторимый!

– Да вы что? А я-то думала, Хогвартс – ваш дом.

– Нам так и не прислали письма, – расстроенно говорит брат.

– Ага, ни одной совы не было, – подхватываю я.

– Дал Бог сыновей. Прости, господи.

– Он простит.

– И мы прощаем.

– Я вас сейчас так прощу, мало не покажется. Вы время видели? Центр не закрыли, сигнализацию не включили.

– Мы заработались, – говорю я.

– И помирились, – дополняет Влад.

Мама пытливо прищуривается, и через мгновение ее лицо смягчается. Линия губ изгибается в легкой улыбке, брови приподнимаются.

– Долго же вы. Мне уже начало казаться, что я зря учила вас разговаривать.

Мы с братом стыдливо опускаем головы, уставившись в пол. Сколько бы лет ни было, рядом с матерью всегда чувствуешь себя сосунком.

– Слезайте, – приказывает она. – Отвезу вас домой, а завтра, так уж и быть, подлечу. Только не думайте, что обойдетесь без наказания. Воскреснете и получите по полной. А как отец вернется, и ему доложу.

– Когда он прилетает? – спрашивает Влад.

– Обещал успеть к вашему дню рождения.