— Забавно, — произнес заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Он превратился в весьма любопытный образчик моллюска гигантского. Если подуть в заостренный конец, то раздастся потрясающий звук…
— Никто не желает попробовать? — ехидно пробормотал декан.
— О боги! — опять воззвал Думминг.
— Да что с тобой такое? — осведомился декан.
— Единственное число. Именно это он и пытался нам объяснить.
— О да, библиотекарь у нас один такой…
— Да нет! Он пытался сказать, что любая вещь присутствует здесь в одном-единственном экземпляре!
Реплика получилась весьма драматичной. Услышав нечто подобное, люди, как правило, долго-долго взирают друг на друга расширившимися от ужаса глазами, после чего восклицают что-нибудь вроде: «А ведь он прав, провалиться мне на этом самом месте!» Но данная реплика была адресована волшебникам, а им для успешного усвоения большой мысли требовалось потреблять ее маленькими порциями.
— Не пори чушь, — отозвался Чудакулли. — Начать с того, что ракушками весь пляж завален, их здесь миллионы.
—
— Зато тут много пчел, — возразил Чудакулли.
— Но рой один, — парировал Думминг.
— И
— Вряд ли среди них найдется хоть пара похожих.
— Согласен, наблюдение весьма интересное, — протянул Чудакулли, — и все же мне не совсем понятно…
— Единственное число — это своего рода тупик, — пояснил Думминг. — Тупик размножения, тупик эволюции!
— Верно, но мы ведь говорим о
— Им тоже нужно, чтобы были мужские и женские особи.
— В самом деле?
— Безусловно, аркканцлер. Иногда в качестве таковых выступают различные части одного и того же растения.
—
— Абсолютно уверен, аркканцлер. Мой дядя был заядлым садоводом, он размножал деревья, он с ними…
— Потише, юноша, потише! Тебя может услышать госпожа Герпес.
Думминг ошеломленно уставился на него.
— Ну и что? Если уж на то пошло… вероятно, когда-то был и господин Герпес?
Лицо Чудакулли одеревенело. Потом аркканцлер, подбирая слова, зашевелил губами и наконец несколько неуверенно изрек:
— Возможно, ты и прав, но все это как-то… противно.
— Боюсь, от природы не уйти, аркканцлер.
— Раньше я любил вечерком прогуляться по лесу, Тупс. И ты хочешь сказать, что в это время деревья…
Думминг почувствовал, что его семейно-садоводческих знаний становится недостаточно, и тогда он призвал на помощь память, пытаясь вспомнить все, что знал о дяде, который большую часть жизни провел на садовой лестнице.
— Ну, еще, насколько мне известно, кисточки из верблюжьей шерсти тоже задействованы… — начал было он, но Чудакулли так на него посмотрел, что Думминг запнулся. — Так или иначе, аркканцлер, всякой твари должно быть по паре. Вот, допустим, кто курит сигареты? Куст надеется, что окурки окажутся разбросанными вокруг, — и кто, по его разумению, будет курить сигареты?
— Что?
Думминг вздохнул.
— Всякий плод, аркканцлер, должен соблазнять, это его назначение. Птица, соблазнившись вкусом и видом плода, съест его, после чего, гм-м, уронит где-нибудь семена. Именно таким образом распространяются растения. Но на этом острове нам встретились только птицы да несколько ящериц, так что каким образом…
— А-а, теперь я понял, куда ты клонишь, — протянул Чудакулли. — Какая-нибудь птичка, увидев сигаретный куст, решит: вот неплохое местечко для перекура! Но что за птица…
— Раз для перекура, значит, кура! — радостно воскликнул казначей.
— Рад, что ты по-прежнему с нами, казначей, — отозвался, не оборачиваясь, Чудакулли.
— Правильно, аркканцлер, птицы не курят. Следовательно, встает вопрос: зачем это надо кусту? Если бы на острове жили
— А мы кто, как не люди? — обиделся декан. — И я очень даже не против выкурить после обеда сигаретку-другую. И ни от кого это не скрываю.
— Да, но при всем моем уважении, декан, мы здесь не дольше пары часов, и вряд ли известие о нашем появлении могло распространиться так быстро, — терпеливо произнес Думминг (и, как впоследствии выяснилось, ошибся на все сто процентов). — Кроме того, эволюция — процесс достаточно затяжной.