Рихард Зорге

По ночам он выходил из блиндажа и долго смотрел в яркое звездное небо. В такие часы он как бы возвышался над обыденностью, над своими бесконечными мытарствами по грязным фронтовым дорогам, не чувствовал больше своей затерянности среди людских масс, и в нем с новой силой просыпался интерес к своеобразному явлению, которое зовется войной. Она представлялась теперь единым организмом, внутри которого происходят сложнейшие процессы.

Однажды Рихард проснулся от грохота и грома. Хоть и привык он ко всяким обстрелам, ничего подобного слышать и испытывать еще не приходилось. Дрожала земля и сыпалась через настилы бревен над головой. И вот бревна заходили ходуном, стали опускаться. Рихард бросился к двери, а потолок, бревна со стопудовой насыпкой земли продолжали опускаться на него. Он рвал дверь, толкал наваливался на нее всем телом, пока не понял, что засыпало входную шахточку! Он потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел звездное небо и услышал рядом русскую речь. Позже понял, что случилось: тяжелый снаряд, угодив в настил, поднял бревна. Русские… они поговорили и ушли. А он лежал и боялся пошевелиться. Через два дня, когда Рихард сидел в окопе, его ранило осколком снаряда.

И снова Рихард в берлинском госпитале. Второе ранение. Смерть обходит его. Февраль 1916 года. На редкость студеная зима. В Берлине – голод, здесь в открытую осуждают правительство и кайзера Вильгельма и тайком передают из рук в руки номера журнала «Интернационал молодежи», где напечатана статья «Антимилитаризм». Статью подписал некто «Непримиримый», но многие знают, что это Карл Либкнехт, что создается фонд его имени для борьбы против империалистической войны. Тайно организована группа «Спартак», борющаяся против войны. Зорге встретился с двумя солдатами, знавшими Либкнехта и считавшими себя его союзниками и последователями.

"Я был знаком с семьями фронтовых товарищей и знал жизнь людей, принадлежавших к самым различным классам. Среди них были обычные семьи рабочих, мои родственники, принадлежавшие к среднему классу, классу буржуазии, были и знакомые из очень богатых семей. Буржуазия все настойчивее прибегала к теории о превосходстве немецкого духа. Я не мог выносить всего того, что делала эта надменная, тупая компания, представлявшая так называемый «немецкий дух», – среди политических деятелей также появились такие, которые уже начали проявлять беспокойство в связи с войной. В результате подняли голову реакция и империализм. На этот раз мое недовольство было еще большим, чем во время первого отпуска. Я опять попросился на фронт…»

Он еще не пришел к мысли, что может активно бороться против войны. Он пока наблюдал и изучал, прислушивался – и ненавидел тех, кто продолжал вести бешеную пропаганду за войну, кто оплевывал левых социал-демократов, оставшихся верными идеям интернационализма, кто своей демагогией стремился поднять боевой дух солдат, разглагольствуя о том, что должна делать Германия по отношению к каждому государству для установления на вечные времена своего превосходства. Но, как он убеждался всякий раз, солдатская масса больше не верила демагогам, а одобряла действия тех, кто вступил в борьбу с германским империализмом, разоблачал ура-патриотизм шовинистов и социал-предателей.

Рихард Зорге словно бы готовил себя к чему-то. «Я имел привычку молча слушать эти споры и ограничивался лишь тем, что задавал вопросы… Но постепенно приближался момент, когда я должен был отказаться от позиции стороннего наблюдателя и принять окончательное решение…»

Снова бесконечные равнины, леса и болота, сожженные деревеньки и гул канонады… Это север России.

Да, да, Ницше никогда не был на войне, потому и мог выдумывать свои чудовищные теории. А когда сам видишь пробитые головы, все умозрительные теории мигом исчезают, и нервы, хочешь ты того или не хочешь, работают неустанно, дергают, мучают…

Рихард Зорге служит в легкой артиллерии. Батарея на позиции. Ведет стрельбу. Командир с наблюдательного пункта передает но телефону команды. Старший офицер на батарее наблюдает за правильностью работы «номеров». А «номера» – это Зорге и его товарищи. Им неведомо, попадают ли снаряды в цель.

В тот день их батарею обстреляла тяжелая батарея противника. Все кинулись в окопы. Но было поздно. Из всего расчета уцелел только Зорге. Но и он был тяжело ранен. Два осколка перебили плечевую кость, один угодил в колено. Очнулся в полевом лазарете. Он был настолько слаб от потери крови, что его не отважились погрузить в санитарный поезд. Госпиталь в Кенигсберге.

Раненый Рихард влюбляется в сестру милосердия. В своих записках Зорге не называет имя этой сестры. Она успокаивала его, когда он метался в бреду, просиживала ночи у его изголовья. Но и тогда, когда нужда в особом уходе отпала, сестра подолгу сидела возле него.