МИР ВЕЩЕЙ ПО ДАННЫМ РИГВЕДЫ (Т.Я. Елизаренкова, В.Н. Топоров)
Проще всего ситуация, когда тот, кто описывает мир вещей, находится внутри этого мира, знает каждую вещь и ее название и весь состав вещей и названий, представляет себе назначение-функцию вещей и, насколько позволяет сам язык и языковая компетенция описывающего, осознает семантическую мотивировку названий этих вещей. В этих случаях открываются возможности для некоторых заключений о "системе" вещей (resp. функций) в данной культурной традиции и "системе" соответствующей части словаря. И то и другое в свою очередь сообщают нечто существенное о самом типе данного "вещного" космоса, что очень важно хотя бы в силу двух соображений: состав элементов (парадигма) и набор использующих их последовательностей (синтагмы) различны в разных культурных традициях, во-первых, и сама роль категории "вещности" может быть совершенно различной в разных культурах, во-вторых.
Все другие ситуации значительно сложнее. Если говорить о древних мертвых культурах, то исследователь часто оказывается перед сложностями двух типов -или известны вещи благодаря результатам археологических находок и соответствующих исследований, но неизвестны их названия, а отсюда в ряде случаев и назначение этих вещей, если только оно не вытекает с очевидностью из самой структуры вещи или "вещного" контекста, в котором эта вещь находится, или известны названия вещей, но неизвестны сами эти вещи и их конкретное предназначение, и о том и другом можно судить лишь с относительной надежностью (ситуация древних текстов, в частности, специализированных). Между этими двумя типами находится весь спектр промежуточных случаев. Естественно, что тема этой статьи обязывает к определению ситуации "слов и вещей" в ведийской традиции, в частности в древнейшем и самом представительном ее памятнике - Ригведе (РВ).