Ригведа

И еще один небольшой фрагмент "вещного" мира ведийских ариев заслуживает упоминания. Речь идет об игре в кости, с которой связаны такие великие игроки, удачливые или неудачливые, как безвестный игрок в РВ X, 34 ("Гимн игрока"), Наль из "Махабхараты", игрок-массажист, а позже буддийский монах из "Глиняной повозки" и многие другие. Три термина, относящихся к материально-вещной сфере игры, упоминаются в РВ - aksd- "игральная кость" (букв. - "глазастая", ср. dksi- "глаз", ср. русск. очко), vibhidaka- "орех Terminalia Bellerica Roxb." - эти орехи использовались в качестве игральных костей; в X, 34, 1 дрожащие на ветвях дерева от ветра орехи сравниваются с женскими серьгами), irina- "желобок", может быть, какая-то выемка, сосуд, служащие местом, куда падают подбрасываемые кости. Эти кости для игры принадлежат к миру вещей, но вместе с тем в процессе игры они действуют как жестокие и демонические, безжалостные и губительные силы, подчиняющие себе игрока, вырывающие его из семьи, отделяющие его от друзей и всего, что ему до сих пор было дорого. Эти силы действуют опьяняюще и втягивают человека в игру помимо его воли. «Дрожащие (орехи-серьги) огромного (дерева) опьяняют меня, рожденные ураганом, перекатывающиеся по желобку. Подобной напитку сомы с (горы) Муджават показалась мне бодрствующая (игральная кость) вибхидака /.../ Когда я решаю: "Я не буду с ними играть, отстану от уходящих товарищей", - то брошенные коричневые (орехи-кости) подают голос, и я спешу на свидание с ними, как любовница. // - В собрание идет игрок, расспрашивая (и) подбадривая себя: "Я выиграю!" (Но) игральные кости пресекают его страсть, они отдают противнику счастливые броски. // - Ведь игральные кости - крючковатые, колючие, порабощающие, мучающие, испепеляющие. Они дарят, как ребенок, победителей они поражают снова. Рвением игрока они обмазаны медом. // - Резвится стая этих (игральных костей) числом трижды пятьдесят, чьи запасы непреложны, как (законы) бога Савитара. Не склоняются они перед яростью даже могучего. Даже царь делает им поклон. //- Они катятся вниз, прыгают вверх, без рук они одолевают того, у кого есть руки. Неземные угли, брошенные в желобок, они сжигают сердце, хотя и холодные. // - "Не играй с костями, вспахивай ниву, наслаждайся имуществом"» /.../ // - "Заключите же дружбу! Помилуйте нас! Не привораживайте нас (так) сильно (своим) ужасным (колдовством)! Да уляжется ваша ярость и враждебность! Пусть другой будет в сетях коричневых!" - такими рисуются игральные кости и попавший в их власть игрок в гимне X, 34. О ритуальных корнях игры в кости (гадания) и о связи игры с космологическим устройством мира см. в другом месте⁷⁶. Разумеется, существовали и другие игры, в частности, детские, предполагавшие некие игральные "вещи", инструменты игры, но РВ о них ничего не сообщает, что вполне естественно: упоминание о них могло бы быть сделано лишь случайно.

То же может быть сказано и о некоторых других вещах и даже их классах, но все-таки эти лакуны едва ли могут быть названы случайными и с точки зрения "ведийского" сознания, для которого подлинно реально и бытийственно оправдано лишь то, что входит в основной священный текст всей эпохи; о реальности того, что не вошло в этот текст, можно говорить лишь в условном модусе, как о некоей мнимости, находящейся вне системы подлинных ценностей. Текст оказывается "сильнее" и подлиннее того, что представляется реальным сознанием современного человека. Меру реальности и подлинности задает сам текст, и нечто становится "вещью" с санкции текста: священный текст требует адекватной ему "вещи", которая не может не тяготеть к "заражению" священным.

Основной модус вещи, говоря словами Гейдеггера, в ее веществова-н и и. Вещь веществует или, иначе, то, что веществует есть вещь. "Вещество-вать" значит не просто быть вещью, являться ею, но становиться ею, приобретать статус вещи, отличаясь от вещеобразного нечто, к которому не применим предикат веществования. Но "веществовать" значит и оповещать о вещи, т.е. преодолевать ее вещность, превращаясь в знак вещи и, следовательно, становясь элементом уже совсем иного пространства - не материально-вещественного, но духовного. Слово отсылает к лежащей ниже его вещи, выхватывая ее как луч света из тьмы бессловесности, но то же самое слово уводит от вещи к находящейся выше его идее, тем самым спиритуализуя эту вещь. Оба эти полюса с особой рельефностью обозначены в тексте РВ, хотя инерция сознания иного типа, нежели ведийское, ставит многочисленные преграды на пути к узреванию этих полюсов и всей той ситуации, которая определяется ими.

О СОМЕ В РИГВЕДЕ (Т.Я. Елизаренкова)