Середина июня на сорок четвертой параллели. Пятнадцать или двадцать минут после захода солнца, скажем, около пяти градусов планетарного вращения. Значит, высота затенения примерно тридцать три километра. Ракеты вошли в тень примерно за четыре или пять секунд до детонации, если верить свидетелю. Если взять семь километров в секунду, обычную скорость вхождения в плотные слои атмосферы, то реальная детонация произошла где‑то на высоте пяти тысяч метров, а скорее всего, намного ниже.
Уэллетт говорила о взрыве в воздухе. Не об ударе, не об огненном шаре. О фейерверке. Так она сказала. И всегда в сумерках или после наступления темноты.
Солнце еще освещало восточную часть гряды, когда он прибыл к заднему входу заброшенной электростанции «Пенобскот Пауэре». «Вакита» и лазарет доктора еще недавно спасались в ее кишках; служебный туннель шел вдоль хребта огромного подземного пальца океана шириной в шестьдесят метров, а длиной в сотни раз больше, прорытого прямо в материковой породе. Когда его замышляли, то хотели создать копию лунного двигателя, который гонял прилив в заливе Фанди, но только в двухстах километрах от воды на суше. Теперь это была всего лишь огромная затопленная сливная труба, а также способ для скромной подлодки проскользнуть на берег незамеченной.
Ничего из этого, конечно же, не было заметно отсюда. Тут стоял опаленный забор из металлической сетки, висели покрытые сажей прямоугольники, когда‑то вещавшие о «запретной зоне», и – в пятидесяти метрах по другую сторону, там, где скала поднималась из земли, – в стене утеса зияла пасть со сломанными зубами из арматуры и бетона. Одна створка ворот висела, поскрипывая от сухого ветра. Другая накренилась под углом, но все еще плотно сидела на петлях.
Лабин встал спиной к воротам. Поднял вверх руку, вспомнил, куда указывала доктор, и откорректировал угол.
Всего несколько градусов над горизонтом. Значит, Уэллетт видела объект либо далеко и высоко, либо, наоборот, низко и совсем рядом. Лабин припомнил, что атмосферные инверсии[98] сильнее всего во время сумерек или после наступления темноты. Обычно их плотность не превышала нескольких сотен метров, и они действовали подобно одеялу, удерживая высвобожденные частицы вблизи от земли.
Кен пошел на юг. То тут, то там все еще мерцали языки пламени, пожирая оставшиеся горючие материалы. Усиливался утренний бриз, дувший с берега. Он сулил понижение температуры и более чистый воздух, хотя повсюду еще носились облачка пепла. Лабин, откашлявшись, сплюнул белый сгусток мокроты и пошел дальше.
Доктор дала ему пояс для гранат. Маленькие аэрозольные снаряды при ходьбе колотили по бедрам. Ракетницу Кен держал в руке, рассеянно направлял на удобные цели: пни, сгоревшие кустарники и остатки заборов. Мишеней практически не осталось. Он представлял, что у оставшихся есть конечности и лица. Он представлял, как они кровоточат.
Конечно, свидетельница едва ли походила на живое GPS. Ее указания изобиловали ошибками; поправка на ветер была всего лишь еще одной незначительной погрешностью в череде более значимых. Но Лабин всегда подходил к делу систематически. Существовал веский шанс на то, что он находился в километре от координат звездопада. Кен несколько минут шел на восток, компенсируя влияние бриза. После этого зарядил ракетницу и выстрелил в небо.
Граната взлетела в воздух, как большое желтое яйцо, и взорвалась люминесцентным розовым облаком около двадцати метров в поперечнике.
Лабин наблюдал за тем, как оно рассеялось. Первые лохмотья полетели по ветру, облачко превратилось в овоид, из него тянулись изящные ленты цвета сахарной ваты. Спустя несколько секунд он начал рассеиваться по бокам, его частички стали инстинктивно вынюхивать воздух в поисках сокровища.
Против ветра они не шли. На такое надеяться слишком рано, особенно в начале игры.
Через сто метров он выстрелил следующую гранату, – эту по диагонали и против ветра; а третью – в ста метрах от первых двух – примерно замкнув равносторонний треугольник. Он шел, выписывая зигзаги по выжженному ландшафту, взбивая ногами пепел там, где еще день назад росли папоротники и кустарник, выбирая дорогу между бесчисленными утесами и трещинами. Однажды даже пришлось перепрыгнуть через выжженное русло, по дну которого все еще струился крошечный ручеек, питавшийся от какого‑то таинственного источника там, куда еще не добрались огнеметы. Через примерно равные промежутки времени он отправлял вверх еще одно неказистое облако, наблюдал, как оно рассеивалось, и шел дальше.
Кен зарядил восьмую гранату, когда вдруг заметил, что седьмая повела себя как‑то странно. После выстрела появилось круглое кучевое облачко, такое же, как и раньше. Однако оно быстро распалось на полосы и устремилось куда‑то, словно подгоняемое ветром. И все было бы в порядке, если бы розовая вата потянулась вслед за бризом, а не против него.