Рифтеры

– Но ты же не должна так думать, – беспомощно ответила Аликс. – Никто не должен. Это как ободрать кожу на локте и...

– Дело не в том, чтобы чувствовать себя счастливым, Лекс. Тут вопрос, есть ли причины для счастья. – Кларк погладила девочку по щеке. – Ты скажешь, я из равноду­шия не помешаю тебе покончить с собой, а я говорю – я настолько неравнодушна, что еще и помогу тебе, если ты этого действительно захочешь.

Аликс долго не поднимала глаз. А когда подняла, гла­за у нее сияли.

– Но ты не умерла, – сказала она. – Ты хотела, но не умерла, и именно поэтому ты сейчас жива, и...

«А многие другие – нет». Эту мысль Кларк оставила при себе.

А сейчас она собирается все переиграть. Выслеживает человека, который решил уйти, наплевав на его выбор и навязав ему свой. Кларк хочется думать, что Аликс сочла бы это забавным, но она понимает, что не права.

Ничего смешного здесь нет – слишком это жутко.

На сей раз она не взяла «кальмара» – туземцы обыч­но сторонятся звука механизмов. Она целую вечность движется над равниной серого как кость ила – бездон­ного болота из умиравшего миллионы лет планктона. Кто‑то побывал здесь до нее – ее путь пересекает след, в котором еще кружились взбаламученные движением микроскопические тельца. Она двигается тем же курсом. Из донного грунта торчат разрозненные обломки пемзы и обсидиана. Их тени проходят через яркий отпечаток налобного фонаря Кларк: вытягиваются, съеживаются и снова сливаются с миллионолетним мраком. Постепенно обломков становится больше, чем ила: это уже не отдель­ные выступы, а настоящая каменная россыпь.

Перед Кларк – нагромождения вулканического стек­ла. Она увеличивает яркость фонаря: луч высвечивает отвесную скалу в нескольких метрах впереди. Ее поверх­ность изрезана глубокими трещинами.

– Алло, Рама?

Тишина.

– Это Лени.

Между двумя камнями проскальзывает белоглазая тень.

– Ярко...

Она заглушает свет.

– Так лучше?

– А... Лен... – Механический шепот, два слога, разде­ленные секундами усилия, которое потребовалось, чтобы их выдавить. – Привет...

– Нам нужна твоя помощь, Рама.

Бхандери неразборчиво жужжит из своего укрытия.

– Рама?

– Не... помощь?

– У нас болезнь. Похожая на Бетагемот, но наш им­мунитет против нее не действует. Нам надо разобраться, что это такое, нужен человек, смыслящий в генетике.

Между камнями ни малейшего движения.

– Это серьезно. Пожалуйста – ты мог бы помочь?

– ...теомикой, – щелкает Бхандери.

– Что? Я не расслышала.

–Протеомикой[85]... Генетикой... немножко совсем.

Он уже почти осиливает целые предложения. Почему бы не доверить ему сотни жизней?

– Ты мне снилась, – вздыхает Бхандери. Звучит это так, словно кто‑то провел пальцем по зубьям металли­ческой расчески.

– Это был не сон. И сейчас тоже. Нам правда нужна помощь. Рама. Пожалуйста.

– Неправильно, – жужжит он. – Нет смысла.

– В чем нет смысла? – спрашивает Кларк, вдохнов­ленная связностью его речи.

– Корпы. Корпов просите.

– Возможно, эпидемию устроили корпы. Они могли перестроить вирус. Им нельзя доверять.

– ...бедняжки.

– Ты не мог бы...

– Еще гистамина, – рассеянно жужжит Рама, и за­тем: – Пока...

– Нет! Рама!

Увеличив яркость фонаря, она успевает увидеть пару ласт, скрывающихся в расщелине несколькими метрами выше. Резким движением ног Кларк толкается следом, ныряет в трещину, как ныряют с вышки – вытянув руки над головой.

Трещина глубоко рассекла скалу, но до того узка, что через два метра Кларк приходится развернуться боком. Свет заливает узкий проем. В нем становится светло, как в солнечный день наверху, и где‑то рядом отчаянно хрипит вокодер.

Четырьмя метрами дальше Бхандери лягушкой раско­рячился в проходе. Щель там сужается, и он явно рискует застрять между каменными стенами. Кларк плывет к нему.

– Слишком ярко, – жужжит он.

«А вот тебе», – мысленно отвечает она.

За два месяца хронического голодания Бхандери стал тощей тощего. Даже если его заклинит, то в такую щель Кларк вряд ли за ним пролезет. Может быть, его перепу­ганный маленький мозг уже прикинул шансы – Бхандери извивается, словно разрываясь между соблазном вырвать­ся на волю и надеждой спрятаться. Все же он делает выбор в пользу свободы, но нерешительность дорого ему обходится – Кларк успевает поймать его за лодыжку.

Он, зажатый каменными стенами, может лягаться только в одной плоскости.

– Пусти, чертова сука!

– Вижу, словарный запас вспоминается.

– Пус... ти!

Она выбирается к устью расселины сама и за ногу выво­лакивает Бхандери. Тот упирается и скребет по стенам, по­том, высвободившись из самого узкого места, изворачива­ется и пытается ударить кулаком. Кларк отбивает удар. Ей приходится напоминать себе, какие у него ломкие кости.

Наконец он покоряется. Кларк обхватывает его за пле­чи, сцепив пальцы на затылке в двойной нельсон. Они у самого входа в ущелье; отбиваясь, Бхандери ударяется спиной о растрескавшуюся базальтовую плиту.

– Свет! – щелкает он.

– Послушай, Рама. Дело слишком важное, чтобы дать тебе профукать ту малость, что осталась от твоих мозгов. Ты меня понимаешь?

Он корчится.