Рука вырывается, но брань, видимо, оказала свое действие. По крайней мере, он больше не брыкается. Облака мути кружатся скорее по инерции.
– Кто... – Звук грубый, скрежещущий, даже для вокодера.
– Это Лени. – Она прибавляет яркости в фонаре, и яркий туман из миллиардов частиц взвеси слепит ее. Отплыв в чистую воду, Кларк направляет луч на дно.
Там, внизу, что‑то шевелится.
– Че‑орт! Свет выключи...
– Прости. – Она притемняет фонарь. – Рама, это ты?
Со дна поднимается Бхандери. Механический шепот:
– Лени... привет.
Наверно, повезло, что он ее еще помнит. Черт, что он вообще еще может говорить. Когда перестаешь бывать на станции, не просто гниет кожа. Не просто размягчаются кости. У отуземившегося рифтера стирается кора головного мозга. Если позволить бездне слишком долго вглядываться в тебя, все метки цивилизации тают, как лед в проточной воде. Кларк представляет, как со временем разглаживаются извилины мозга, возвращаясь к примитивному состоянию рыбы, более подходящему к подобной среде.
Рама Бхандери еще не так далеко ушел. Он даже иногда появляется внутри.
– К чему такая спешка, что накрылось? – жужжит ему Кларк, не слишком надеясь на ответ.
Но ответ она получает.
– Накры... дофамином, наверно... эпи...
Через секунду до нее доходит. Дофаминовый приход, накрыло его. Неужели он еще настолько человек, что способен на каламбуры?
– Нет, Рама, я хотела спросить, куда ты спешишь?
Он зависает рядом с ней черным призраком, еле видимый в смутном мерцании фонаря.
– А...а... я не... – голос затихает.
– Бабах, – снова начинает он после паузы. – Взрыв. Сли‑ишком ярко.
Толчок, вспоминает Кларк. Такой сильный, что разбудил ее.
– Что взорвали? И кто?
– Ты настоящая? – рассеянно спрашивает он. – Я... думал, ты гистаминовый глюк.
– Я Лени, Рама. Настоящая. Что взорвалось?
– Или ацетилхолино... – Он поводит ладонями перед лицом. – Только меня не ломает...
Бесполезно.
– ...она мне больше не нравится, – тихо жужжит Бхандери. – А он гонялся за мной...
У Кларк перехватывает горло. Она придвигается к нему.
– Кто? Рама, что...
– Уйди... – скрежещет он. – Моя... территория.
– Прости, я...
Бхандери разворачивается и плывет прочь. Кларк, подавшись было следом, останавливается, потому что вспоминает: есть другой способ.
Она усиливает свет фонаря. Под ней еще висит мутная туча – над самым дном. В такой плотной ленивой воде она продержится много часов.
Как и ведущие к ней следы.
Один – ее собственный: узкая полоска ила, взбитая ее движением с восточного направления. Другой след отходит от него под углом 345 градусов. Кларк движется по нему.
Так она попадет не к «Атлантиде», скоро соображает она. След Бхандери уходит левее, мимо юго‑западного крыла комплекса. Там, насколько она помнит, смотреть не на что. Разве что на «поленницу» – склад частей, сброшенных в расчете на продолжение строительства, когда корпы только появились здесь. И правда, вода впереди светлеет. Кларк приглушает свой фонарь и со‑ нарит яркое пятно впереди. Возвращается жесткое геометрическое эхо объектов, заметно превышающих рост человека.
Она устремляется вперед. Размытое пятно превращается в четыре точечных источника света по углам «поленницы». Штабеля пластиковых и биостальных пластин лежат на поддонах в пределах освещенного участка. Изогнутые запчасти для обшивки корпуса торчат из ила зарослями устриц. В туманной дали виднеются большие тени баков, теплообменников, кожухов аварийного реактора, которые так и не пустили в ход.
А даль действительно туманная, понимает Кларк. Гораздо мутнее обычного.
Погрузившись в водяной столб, она зависает над индустриальным пейзажем. Что‑то вроде мягкой черной стены перегораживает свет дальнего фонаря. Она этого ожидала после разговора с Бхандери. И вот перед ней молчаливое подтверждение: огромное облако ила, взбитое со дна и невесомо зависшее после недавнего взрыва.
Естественно, корпы успели запастись и взрывными зарядами...
Что‑то щекочет ей уголок глаза – какой‑то маленький беспорядок среди упорядоченного хаоса внизу. Два куска обшивки стащили с поддонов и уложили прямо в ил. Их поверхность покрыта угревой сыпью. Кларк выгибается, чтобы рассмотреть их вблизи. Нет, это не безобидные хлопья ила и не молодая колония бентосных беспозвоночных. Это дырки в трехсантиметровой цельной биостали. Края отверстий гладкие – проплавлены мощным источником тепла и мгновенно застыли. Угольные ожоги вокруг дыр – как синяки вокруг глаз.
Кларк холодеет.
Кто‑то вооружился для окончательной разборки.
СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ
Якоб и Ютта Хольцбринки с самого основания «Атлантиды» держались особняком. Так было не всегда. Прежде, на поверхности, они даже по меркам корпов слыли яркими оригиналами. Их, кажется, забавлял тот архаический контраст, который они составляли миру в целом: они вели историю отношений от прошлого тысячелетия, а поженились так давно, что бракосочетание состоялось