Ты, конечно, догадываешься, к чему я? Я нашел такую девушку, она сидела одна, что-то читала, а возле неё — два свободных места. Я подхожу и сажусь рядом. Она была стройная, в длинном светлом платье, на полу возле ног — белая спортивная сумка, вот всё, что я увидел, больше не смотрел, а как только сел, сразу достал купленную газету и стал читать.
— Так значит, что она красивая ты сразу заметил?
— Да нет же. Говорю тебе, светлое пятно… даже лица не помню.
— Потом вспомнил, — Паша усмехнулся.
— Потом вот что было. Сидели мы так минут тридцать…
— Давай еще по пятьдесят? — вдруг сказал Паша.
— Ты, брат, прямо на глазах мужаешь! Давай, конечно. Паша вернулся с двумя полными рюмками.
— Сижу я, а напротив…
— Ага, — понимающе кивнул Паша.
— А напротив целое семейство заняло мест пять. Знаешь, такие семьи обычно в плацкартном вагоне ездят — куча детишек, и во главе толстая мама. Дети — лет по пять-шесть — всё время прыгают, дерутся, ползают по маме и по чемоданам, а вещей у них гора, я ещё подумал, как же они всё потащат? Дети бегают, а мамаша их успокаивает: то стукнет кого, то заорёт: «Пе-е-тя! Не трогай Машу!» Кстати, когда я пришёл, они ещё не так шумели, а то я бы точно нашёл себе другое место. Так что сижу и наблюдаю. Газету прочитал, про соседку забыл, что ещё делать? Да и в сон клонит. Я уже хотел было встать и пройтись по вокзалу, когда заметил, что за мною наблюдает один человек…
— Она, — быстро сказал Паша.
— Она сидела себе и читала, я же сказал. А на меня смотрел мужчина, он стоял через ряд, сразу за мамашей с детьми. Ну, думаю, сейчас подойдёт и поговорить захочет, знаешь, все эти вокзальные исповеди. Смотрю, а он уже идёт, обходит ряд — и к нам.
— К вам?
— Ну да. Мне сразу показалось, что смотрит он не только на меня, но и на неё, девушку слева. Он подошёл, улыбается, седой, высокий, и говорит так негромко, будто стихотворение для себя вспоминает: «Голубок и горлица никогда не ссорятся. Что она попросит, то он ей приносит».
— Что? — спросил Паша.
— Неважно… А потом он говорит…
— Он к кому, к ней, что ли, обращается?
— Да, к ней.
— И что же?
— Он сказал: «Глаза. Какие глаза!» И продолжает: «У вас прекрасные глаза, ребята. Я смотрю на вас издали, а кругом столько лиц, а вы одни влюблённые». Вы, говорит, если действительно любите друг друга, если это всерьёз, то никогда не расставайтесь. Надо, говорит, теперь всю жизнь быть вместе, если, конечно, у вас всё это по-настоящему.
— Ну, дед даёт, — сказал Паша. — А ты на неё-то хоть посмотрел?
— Нет, Паша. Хотя, конечно хотелось. Я только видел краем глаза её пальцы на подлокотнике сидения. Ну… платье ещё, ноги в босоножках.
— А она на тебя?
— Откуда я знаю. Наверное, тоже нет.
— А дед?
— Стоял и рассказывал нам о своей жизни, о том, что у него есть жена, с которой он живёт всю жизнь, и что кроме неё никого у него нет, что детей у них не было, что он бывший офицер, и поэтому ему всё время приходилось переезжать с места на место, в общем так… говорил.
— Вадик, а дальше?
Вадим морщась допил коньяк.
— Он говорил, мы слушали. А я… я всё посматривал на её пальцы. Знаешь, я вдруг почувствовал её всю…
— Ну а дед?
— Военный? Он в конце извинился, сказал: «Вы, ребята, не обижаетесь?» Тут я говорю: «Нет, что вы», — и она добавила: «Нет, конечно». Мы как-то одновременно это сказали. Он уже собрался уходить, а потом поворачивается и говорит: «И ещё, ребята. Обязательно надо детей. Нам с женой бог не дал. Обязательно надо». Попрощался и ушёл.
— Ну и…
— А мы продолжали сидеть. Мне, конечно, очень хотелось посмотреть на неё. Я даже думал: «Вот сейчас я это сделаю». И мне кажется, она хотела того же. А эти её пальцы… Ну ладно. Представь, сижу я так ещё минут двадцать и молча смотрю перед собой. И вижу мамашу и семейство. Вокруг вокзал, шум, гам, голос в динамике объявляет: «Прибыл поезд такой-то. Встречающих просим пройти туда-то». И она сидит, рука её на месте, не двигается. В общем, как будто ничего не было. И всё-таки меня одна мысль очень раздражала — а почему нельзя взглянуть на неё просто так, как на обычную незнакомую девчонку? Но я не мог посмотреть. Я мог разглядывать каких угодно девушек на вокзале, а на неё — нет, не мог. И представь, я вдруг почувствовал, что она встаёт! Встаёт, а я не оборачиваюсь, сижу как сидел. Она встала и… пошла.
— Ай! — вскрикнул Паша. — Что же, ушла?
— Надо выпить, Паша, — сказал Вадим.
— О-о… надо! — Паша быстро достал деньги и направился к стойке.
Вернувшись, он поставил рюмки на стол и спросил:
— А дальше?
Вадим понюхал коньяк, сморщился, отпил и сказал:
— Так… На чем я остановился? Ага, сумка!
— Какая сумка? Она же ушла!
— Да нет. Когда она ушла, я, честно говоря, хотел уже вскочить, да заметил, что вещи-то она оставила. Ту самую белую спортивную сумку, я её в самом начале приметил. Я думаю, чего же волноваться, сейчас она за сумкой вернётся, девушка вышла куда-то, ну мало ли, да и никакого поезда в это время не объявляли. В общем, я стал её ждать.
— Но…