Ричард Столлман и революция свободного программного обеспечения

“Хотелось бы добиться серьёзных улучшений в этих глобальных вопросах, и я бы безмерно гордился, если бы смог это сделать. Но эти вопросы настолько объёмны и сложны, что над ними не очень-то успешно работают миллионы людей по всему миру, которые в этих областях куда опытнее и образованнее меня. Но это и к лучшему, ведь пока все эти люди боролись с глобальными проблемами, я увидел ещё одну проблему, которую никто не замечал. И начал с ней бороться. Может быть, это не такая уж и большая проблема, но всё-таки проблема, и ею никто не занимался”.

Наконец, разжевав и распутав колтун, Столлман предлагает мне оплатить чек. Прежде, чем официант уносит деньги, Ричард бросает в кучку купюр ещё одну. Её даже брать в руки не нужно, чтобы понять – она вышла совсем не из ворот Монетного двора США, настолько она очевидно фальшивая. Вместо Вашингтона или Линкольна на лицевой стороне нарисован мультяшный поросёнок. Вместо слов “United States of America” написано “Untied Status of Avarice” (“Распущенное Состояние Алчности”). Достоинство купюры – 0 долларов. ^[50].

Столлман тянет официанта за рукав и говорит: “Я добавил ещё ноль баксов в оплату счёта”. И по-детски улыбается. Официант непонимающе улыбается в ответ и убегает.

“Думаю, теперь мы свободны”, – говорит Столлман.

Коммуна Emacs

Лаборатория ИИ в 70-х годах была особенным местом, в этом сходились все. Здесь проходили передовые исследования, здесь работали сильнейшие специалисты, так что в компьютерном мире Лаборатория была постоянно на слуху. А её хакерская культура и мятежный дух создавали вокруг неё ореол священного места. Только когда из Лаборатории ушли многие учёные и “рок-звёзды программирования”, хакеры ощутили всю мифологичность и эфемерность того мира, в котором они жили.

“Лаборатория была для нас чем-то вроде Эдема, – рассказывает Столлман в статье Forbes 1998 года, – никому даже в голову не приходило отгородиться от других сотрудников вместо того, чтобы работать сообща”.^[51]

Такие описания в духе мифологии подчёркивают важный факт: 9 этаж Техносквера был для многих хакеров не только рабочим местом, но и родным домом.

Слово “дом” использовал сам Ричард Столлман, а мы прекрасно знаем, насколько точен и осторожен он в высказываниях. Пройдя через “холодную войну” с собственными родителями, Ричард до сих пор считает, что до Карриер-Хауса, его Гарвардского общежития, родного дома у него просто не было. По его словам, в гарвардские годы его мучил только один страх – оказаться исключённым. Я выразил сомнение, что у такого блестящего студента, как Столлман, был риск вылететь. Но Ричард напомнил мне о своих характерных проблемах с дисциплиной.

“В Гарварде очень ценят дисциплину, и если ты пропускаешь пары, тебя быстро попросят на выход”, – сказал он.

После окончания Гарварда Столлман лишился права на общежитие, а желания возвращаться к родителям в Нью-Йорк у него никогда и не было. Так что он пошёл по дорожке, проторённой Гринблаттом, Госпером, Сассменом и многими другими хакерами – поступил в аспирантуру МТИ, снял рядом комнату в Кембридже, и большую часть времени стал проводить в Лаборатории ИИ. В своей речи 1986 года Ричард так описал этот период:

Наверное, я немного больше других имею оснований сказать, что жил в Лаборатории, потому что каждый год-два я по разным причинам лишался жилья, и в общем счёте я прожил в Лаборатории несколько месяцев. И мне там всегда было очень комфортно, особенно в жару летом, потому что внутри было прохладно. Но вообще это было в порядке вещей, что люди ночевали в Лаборатории, хотя бы из-за бешеного энтузиазма, что владел тогда всеми нами. Хакер порой просто не мог остановиться и работал за компьютером до полного истощения, после чего отползал на ближайшую мягкую горизонтальную поверхность. Словом, очень непринуждённая, домашняя атмосфера.^[52]