Она шагнула ко мне и с улыбкой опустилась на колени. Повернувшись к бугорку на моих штанах, она сказала:
— Снимай рубашку, а я позабочусь обо всем остальном.
Пока я возился с пуговицами рубашки, Кейси расстегнула мой пояс и пуговицу на джинсах, после чего потянула вниз молнию.
Казалось невозможным, что такие вещи могут происходить. Такие чудесные вещи, такие ужасные вещи. Я чувствовал себя застрявшим между ужасом ночного кошмара и дикой страстью влажного сна.
Под взглядом Эйлин я скинул рубашку.
Кейси стянула с моих ног джинсы и нижнее белье.
Не стесненный больше одеждой, я наслаждался ощущением воздуха на жестком стояке. И чувствовал смесь стыда и восторга оттого, что лицо Кейси находится всего в дюйме от него.
— Ого, — сказала она.
— Что ого? — спросил Рэнди.
— Он прекрасен.
— Прям-таки?
— Ты не поверишь, какого размера эта штука.
— Можно подумать, ты никогда не видела его раньше.
— Вот именно. — Откинув голову, Кейси улыбнулась мне. Она скользнула пальцами по головке моего члена, и я вздрогнул.
— Ты еще скажи, что он никогда не трахал тебя.
— Никогда, — сказала Кейси. — Пока нет.
Наклонившись вперед, она открыла рот. Я почувствовал ее влажные губы.
Эйлин уставилась на нас, часто моргая. Пусть даже голова Кейси закрывала ей обзор, бедняжка прекрасно осознавала, что происходит.
Нет, значит, подумал я. Еще как значит!
Скользкие губы Кейси елозили по моей плоти, когда она засасывала меня поглубже в свой рот.
— Что она там делает? — спросил Рэнди. Его голос звучал слегка обеспокоенно.
— Она, э-э… она…
— Э-э-э…
Я уже готов был разрядиться ей в рот, как вдруг ее рот соскользнул с тихим хлюпающим звуком. Она опять улыбнулась мне на мгновение — прежде, чем грациозно откинуться назад и опуститься на выпрямленные руки.
Касаясь пола лишь руками и ногами, широко расставив колени, она метнулась от меня прочь, тихо двигаясь в сторону Эйлин.
Внезапно я понял.
Когда Кейси наклонилась, чтобы снять штаны, Рэнди позвал ее по имени — потому что он больше не мог видеть ее.
Когда она снова выпрямилась, Рэнди не приказал ей снять трусики. Он полагал, что она голая.
Он не мог увидеть мою эрекцию или даже голову Кейси, когда она сосала мне.
Он не может видеть так низко!
И Кейси, догадавшись об этом, спешила на помощь.
На мне же лежала обязанность подыграть ей.
Я наблюдал, как ее грудь вздрагивает и покачивается. Я глядел на блестящую темную промежность ее трусиков.
Застонав, я скорчился и потянулся вниз, как будто гладил ее голову, как будто она все еще стояла на коленях передо мной и сосала.
Эйлин следила за нами со странным выражением на лице.
Я стонал и извивался.
Наполовину оглушенный похотью и надеждой, я внезапно понял, что голос Рэнди доносится откуда-то из другого места.
Откуда-то ближе, чем раньше.
Глава семидесятая
Я продолжал разыгрывать спектакль, как будто Кейси все еще стоит передо мной на коленях, а сам наблюдал, как она подползала все ближе и ближе к Эйлин.
У края одеяла она перестала двигаться крабом, легла на пол и перевернулась. Извиваясь, она поползла на животе через одеяло, как солдат, проползающий под колючей проволокой.
Опершись на левый локоть, она протянула правую руку вперед и ущипнула фитилек ближайшей свечи. Пламя потухло между ее большим и указательным пальцами.
Голос Рэнди. Позади меня. Я обернулся. Расчищенный проход между мной и углом был, на первый взгляд пуст. А затем откуда-то сбоку выпрыгнул Рэнди. Он приземлился на босые ноги, остановился и повернулся ко мне. На его правом бедре красовалась повязка — там, где я пырнул его ручкой во вторник ночью. А кроме повязки на нем не было ничего. Уж он-то точно был «голый и счастливый».
Он был возбужден, улыбался, а в правой руке держал пистолет.
—
Он взметнул пистолет. Маленький, полуавтоматический.
— С дороги! — гаркнул он. — Пшел!
Выпрямившись, я глянул через плечо. Кейси все еще лежала на животе, занятая тушением свечей. Многие уже погасли, но другие по-прежнему горели. Лежа лицом вниз, она была трудной мишенью. Другое дело Эйлин — она-то стояла во весь рост, да еще и растянутая меж двух столбов.
Я повернулся к Рэнди и раскинул руки, как баскетболист, пытаясь загородить их от пуль.
Не переставая ухмыляться, он произнес:
— Ебать ты тупой! — и выстрелил в меня.
Раздался отрывистый, глухой хлопок. 22-й калибр? Правую сторону груди ужалила боль.
Я кинулся на него.
Сквозь звон в ушах я расслышал, как он сказал:
— Ладно же.