Ряд случайных чисел (СИ)

— И что теперь? Ты ж ослепнешь через полчаса! — до Берэна вдруг дошло, почему он чувствует себя так неуютно. Нет, той дурноты, которую он испытал ночью, больше не было. Как ни странно, при блеклом полусвете зарождавшегося дня, он чувствовал себя вполне прилично. А вот очки стоило надеть! Он ощупал голову — вот они, сползли, пока он спал, и забились выше лба под тряпку! И фиг теперь достанешь. Пришлось развязать импровизированный платок, вынуть очки и тогда уже надеть. То, что в горе казалось вполне приемлемым, здесь вышло просто никаким. Глаза, правда, сразу перестало резать, но мир расплылся, стал мутным, фигуры новых знакомых превратились в смутно различимые пятна. Вампиры молча наблюдали за всеми его манипуляциями.

— Нда-а, — протянул наконец второй. — Тоже сам сделал? Может, тебя все-таки назад?..

— Нет! — вскинулся Берэн. — Я… по ночам могу работать! — вампиры, переглянувшись, дружно заржали. Берэн не понял. Странные они какие-то. Чего смешного-то?

— Слушай, так чего тебя, все-таки, наружу понесло? — отсмеялся наконец второй. — Вот сколько помню, ни один из горы не вылезал!

— Да я ж говорю — прочитал я. А нельзя было. А меня пороть стали.

— Нельзя читать? — удивился второй. — Странно как, надо же! Давай мы тебя в Университет переправим — и читай, сколько влезет! Там библиотека у-у-у! — он покрутил головой. — Да и тебя умники вылизывать будут — как-никак, живой дроу! Экзотика, блин!

— Я не хочу — читать, я хочу — любовь! — дроу вертел головой в нелепых очках — на одно темное пятно, на другое. — У вас здесь есть, должна быть — я читал!

— А у вас нету? — возницы, переглянувшись, уставились на него, как на идиота.

— Только если разрешат, — объяснил дроу. — Потом. Когда-нибудь.

— Ох, ни …я себе! — возницы были ошеломлены и смотрели теперь на Берэна с неподдельным сочувствием.

— Слышь, а давай его Лье свезем! — вдруг осенило Фола. — А под это дело и спросишь заодно — может, она в долю вернется! Ты как раз вчера страдал, что без нее сбыт хреновый! — Разгорелась бурная дискуссия с размахиванием руками и кручением пальцем у виска.

— Он же маленький совсем! — на «маленького» дроу вызверился и был немедленно заткнут лепешкой, явно припасенной для вола, «чтоб поменьше рот разевал». Лепешка оказалась вполне свежей и вкусной, «рот разевать» Берэн перестал и только крутил головой, следя за обменом репликами. Здесь и сейчас решалась его судьба. И опять не им, практически без его участия. Плохо быть маленьким!

— Ну-у да, она, конечно, совершенно чокнутая — но вполне в своем уме! — наконец заявил Фол, и оба замолчали, пытаясь понять только что сказанное.

— А ты знаешь, о, косноязычный друг мой, кажется, ты прав! — усмехнулся вдруг второй. — Забавно, но это вполне соответствует истине! К Лье! Пойдем, — протянул он руку Берэну, — свет пересидишь в доме, а как стемнеет — отвезем тебя к райе Виллье. Будет тебе любовь!

Пример второй.

Корнэвиллья дэ Тэрон ле Скайн, суккуб, 380 лет.

Земли ле Скайн, 7866 год.

Ей было скучно до безумия. В буквальном смысле. Святая мать Ле Скайн! Ну кто бы мог подумать, что бывает такая катастрофическая, такая нечеловеческая скука! За свои 380 лет Корнэвиллья дэ Тэрон ле Скайн перепробовала все занятия, какие только смогла придумать. Она пыталась научиться рисовать — но у нее не было таланта, а быть посредственностью не позволяло самолюбие. Она писала стихи, занималась селекцией растений, изучила кухни разных рас, несколько десятков лет путешествовала в облике мужчины, изучала магию — впрочем, без особого успеха. Одно время она увлеклась биологией и медициной. Пыталась служить — целых полгода проработала в Госпитале. Целых, потому что надоело через месяц. В Руке Короны Вил Корнэль продержался 56 лет, добился звания Мастера Мечей и ушел с громким скандалом по поводу нарушения субординации, отлупив своего Большого. Некоторое время давал частные уроки боя, открыв свою школу. Тоска! Чем можно заняться, если впереди вечность, а талантов нет? Если через пять, ну, пусть двадцать пять лет, надоедает очередное занятие — и надо срочно придумывать, что бы такое сотворить, иначе свихнуться можно! Лет эдак шестьдесят тому назад она даже чуть не спилась на крови, но, в какой-то момент, испугавшись самой себя, прошла курс лечения в Госпитале и в дальнейшем вела себя более осторожно.

Дура! Дура! Лучше б ее тогда папенька сковородкой пришиб! Говорил же папа Нэвилл: «Дочка! Не лезь к вампирам! Каждый на своем месте хорош!»

Ее место ей хорошим никогда не казалось. Дочь повара в портовом кабачке, в зале пьяные рыбаки, на кухне грязные тарелки. Хотелось в большой мир, хотелось, чтобы красивая одежда, бал во дворце, галантные кавалеры… Сама, дура, подошла, сама, дура, напросилась! Ну, как же — красивый, богатый! Видела же, что пьяный — куда лезла?