Ряд случайных чисел (СИ)

Кэйн Берэн на-фэйери Донн Дроу родился в покоях Мирион на западном склоне горы в 7786 году. Титул, доставшийся ему от отца, не значил практически ничего. Дирт Кэйн, его отец, был третьим, младшим сыном короля и к власти не рвался абсолютно. Диртэльф в последнее время очень активно пытался найти себе замену, но желающих занять место короля, а по сути — главного координатора, что-то не находилось. Дети эльфов и дроу развиваются медленнее человеческих примерно втрое. В возрасте десяти лет — примерно, трех по человеческим меркам — Берэна забрали у матери, и больше он ее никогда не видел. Так было принято — дети не должны мешать взрослым. В Детской западного склона были только мальчики — посторонние интересы не должны мешать обучению. Так было не всегда, это нововведение пришлось утвердить пару тысяч лет назад. Больше четырех тысяч лет отсутствия контроля сделали свое дело — пещерам дроу грозило перенаселение. Цепи пещер тянулись далеко, но чем дальше — тем менее населенные. Дроу, как и эльфы, не любят перемен в жизни — желающих стать первопроходцами было очень мало. Да, там, на периферии, терял свою силу закон об ограничении рождаемости, там не отбирали детей в Королевские ясли — но блага цивилизации перевешивали в повальном большинстве случаев. Именно из горы Донн был выход во внешний мир, именно здесь перед вратами находилась торговая площадка, с которой и появлялись в горе ткани с рисунками невиданных цветов, фрукты, меха и вино без грибного привкуса. Покои на-фэйери Донн Дроу располагались на самом верху горы. Под ними на восточном и западном склонах двумя подковами лежали Королевские ясли, посередине жил персонал. Чем старше становился ребенок, тем ниже он спускался. Ярус детского сада, школьный — три яруса, все ниже и ниже. И все абсолютно раздельно — девочки на востоке, мальчики на западе. Детство и ранняя юность тянулись целых сто лет. В 70 лет дети — пока еще дети — попадали на Производственный ярус, там проходил отбор — кто-то после совершеннолетия шел учиться дальше, кто-то становился рабочим и, проскочив ярус Высшей школы, вступал во взрослую жизнь. Жизнь, в которой был противоположный пол. На Производственном ходили разные слухи, поражавшие своей наивностью и нелепостью, поэтому с ними не особо и боролись. Но, одно дело — слухи, а нарушение порядка — совсем другое. Он не имел права залезать в библиотеку — ну и что, что там щель в стене — а ты не лазай! Тем более не имел права рыться в сундуке со старинными свитками. А уж читать древние легенды — это из рук вон, что такое! В школе детям дают вполне достаточный для жизни объем знаний. А знания, предназначенные для ограниченного круга допущенных, не должны становиться достоянием кого попало! Бесконтрольное распространение таких знаний ни к чему хорошему не ведет. Это смущает умы, отвлекает от работы и учебы бесплодными мечтами и засоряет мысли неправильным образом мышления. А когда в голове сплошные «а вдруг», «может быть» и «если бы» — вот тут-то глупости делать и начинают! Он залез, рылся, читал, потом задавал странные для своего возраста вопросы, а потом — о, ужас! — был отловлен при попытке проникнуть в женскую купальню! Возмутительно! Через 20 лет, если за ум не возьмется, ему одна дорога — на выселки! Вот во время порки ему это все и объяснили. Порки публичной, позорной, с перечислением вслух его «подвигов» и назиданиями.

Приятели ржали. Он сносил насмешки три дня, потом набил морду самому активному — чтобы отстал, а не от злости, как он объяснил воспитателю после очередной порки. На самом деле ему было наплевать и на насмешки и на порку — его ум был отравлен легендой о любви. Наверно, она еще где-то есть — не могла же она совсем исчезнуть! Но не здесь — это точно! Ни у одного из Наставников волосы не сияли, он бы уж запомнил такое диво! И те слухи, что ходят среди приятелей — как-то это не похоже на то, что он успел прочитать! Маловероятно, чтобы Наставник Фалар был способен зачахнуть от того, что кто-то там умер! Берэн не знал, конечно, что способность светиться от любви была утрачена дроу давным-давно, потому что мешала видеть в темноте пещеры. Когда светишься сам, все остальное погрязает во мраке. Но это в школе не объясняли, а самому ему было невдомек.

Еще целых две недели и две порки между делом, он честно пытался усмирить хоровод мечтаний и перестать застывать с отсутствующим видом в самый неподходящий момент — у конвейера при переборке грибов, например. Когда его выпороли в третий раз — целый метр дорогого материала превратился под его руками в ворох симпатичных узких ленточек — он решил бежать.