Резидент

У дверей Мария оглядывается на Леонтия. Тот слушает Фотия Фомича, и на лице Леонтия злая жестокая радость. Так он только что торговался с Горинько. «О приданом рядятся, — решает она. — Уйти. Не могу больше…»

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Глава 4 ⠀⠀ ⠀⠀

Мария проснулась оттого, что кто-то легко тронул ее за плечо. Она открыла глаза: рассвет только начинался. Едва-едва серел квадрат окна. Возле кровати стояла Анна. Она была в платье и стеганой кофте.

— Мама, рано ж еще, — проговорила Мария.

Мать не ответила. Она напряженно прислушивалась. С улицы доносились крики, глухие удары, конское ржание.

— С обыском идут, — услышала Мария шепот матери.

— Ну чего вы, мама, — сказала она. — Чего у нас искать?

— Соседние дворы уже обходят, — продолжала Анна шепотом. — Не Матвея ли ищут?

Мария села на кровати:

— Так он же опять у цыган.

Не очень далеко от них — за два-три двора — хлопнул выстрел.

— Ты Трифона совсем не помнишь, — сказала Анна.

Трифона, своего отца, Мария действительно почти не помнила. В памяти осталось, что он был очень большой и черный, как грач, и что однажды он куда-то вез ее в поезде. Но куда? Зачем? Она была еще слишком мала тогда, чтобы это запомнить.

Потом он погиб. Люди рассказывали: так подстроили. Отца не любили артельщики. Он уличал их в обсчетах. Среди шахтеров читать и считать умели немногие. Он умел. После взрыва в забое его даже и найти не смогли. И фотокарточки от него не осталось — где уж им, такой бедноте, было иметь ее?

— Называл он меня, — сказала Анна, — «соколиное крылышко», «звездочка моя» называл…

Мария поспешно оделась. От слов матери ей сделалось как-то боязно. Оба они — и отец, и мать — предстали перед ней беззащитными, такими, каких всегда было легко захватить врасплох. Захотели — и убили отца. Могли и мать убить.

— Да вы не бойтесь, мама, это не до нас, не бойтесь, — повторяла она, но не верила в свои слова.

— Идти тебе надо, — Анна начала снимать с себя кофту. — Самый раз: и Шурилинская, и Цукановская гудели. На смену вовсю идут.

— Как же вы одни?

— А что мне? Иди, иди… И вот это Харлампию передай, — она натянула на плечи Марии согретую своим телом ватную кофту и теперь совала ей в руки узелок. — Хлеб тут, огурцы. Задержит кто, показывай смело, ничего другого там нет. И скорее, скорее иди, — она уже толкала Марию к порогу. — Со мной ничего не сделается…

Выйдя из дома, Мария оглянулась назад, как бы еще раз прощаясь с матерью, и в удивлении остановилась. Она заметила, что крюк на дверце закутка, где они прежде держали козу, был откинут, сама дверца закрыта неплотно. Мария вернулась, толкнула дверцу. Та во что-то уперлась. Она заглянула в закуток: подмостив под себя прошлогоднюю солому, в закутке спал Матвей.

Толчком она разбудила его. Он открыл глаза.

— Бандит несчастный, — сказала Мария. — Мы-то с мамой радовались! Облава идет!

Матвей приподнялся, пошарил в соломе под головой. В руке его оказался наган.

— Облава, понимаешь? Тебя, дурня, ищут!

Спрятав наган в карман брюк, Матвей выбрался из закутка, оглянулся по сторонам, пригладил торчащие во все стороны волосы, ткнул в Мариин узелок:

— Ты куда?

— На Цукановку.

— Пошли! Да не туда, не на улицу! Облава ж, сама говоришь…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀⠀*⠀⠀*

⠀⠀ ⠀⠀

Они пробирались чужими дворами и огородами, протискиваясь в проломы в плитняковых заборах.

Так они добрались до железной дороги. Перейти ее можно было только в одном месте — по прогону для скота. Слева тянулись склады оптовых торговцев зерном. Вдоль них ходили сторожа. Справа начинались бойни.

Матвей пошел на разведку, заглянул за угол, бегом вернулся назад. Лицо его испугало Марию: выражалась на нем лютая злоба.

— Гад там этот стоит, — сказал он. — И с ним Семен Варенцов. Болтают о чем-то.

— О ком ты? — не поняла Мария.

— Леонтий там! Поняла? Гурты встречает на бойню гнать. Он каждое утро тут!

В стороне вокзала загудел паровоз: отправлялся поезд. Они решили подождать, пока он пройдет.

Поезд был воинский. На платформах стояли пушки. В теплушках, у сдвинутых вбок дверей, грудились казаки. В одном из вагонов играла гармошка, там пели хором.

— Раз, два, три, — начал считать Матвей. — Красным бы через фронт про этот эшелон передать. Знаешь, какое спасибо скажут?

Мария ничего не ответила.

По словам Матвея, Леонтий и Варенцов стояли с другой стороны железнодорожного полотна. Значит, поезд заслонял их.

Мария и Матвей побежали вдоль путей.

Казачий патруль они заметили поздно: он круто вывернул из переулка.

— Иди спокойно, будто бы просто так идешь! — проговорил Матвей, а сам бросился вперед, ближе к поезду, к рельсам, и побежал рядом с вагонами.

Подняв нагайки, конные поскакали к нему. Казаки в теплушках следили за этой погоней, криками и гоготом подбадривая Матвея.

Состав прошел. Мария увидела, что за путями, прямо напротив нее, стоят Леонтий и Варенцов.

— Стой! Стой, дурак! — услышала она голос Леонтия. — Только хуже наделаешь!