Дезорганизация власти сказывалась во всем. Характерными примерами в этом отношении явились случаи побегов ледоколов «Волынец» (б. «Царь Михаил Федорович») и «Сампо», которые перешли на сторону белых финляндцев. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, топливо, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. «Ведь это – все наше, народное», – говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж.
Лучше всех держалась Минная дивизия. Благодаря ей было собрано общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта, которое постановило просить адмирала Развозова вернуться.
Перед адмиралом встал трудный вопрос: принять ли предложение или отказаться от него. Было ясно, что улучшить положение флота уже нельзя, но долг перед родиной повелевал сделать все, чтобы спасти его от расхищения и возможного захвата неприятелем. Скрепя сердце, адмирал согласился, но предупредил собрание, что советской власти он все же не признает.
Такой неожиданный поворот на флоте сильно обеспокоил Смольный, который немедленно послал на флот комиссара Раскольникова[36] с тем, чтобы тот так или иначе, но убрал Развозова. Приехав в Гельсингфорс, Раскольнков отправился на «Штандарт», на котором помещался Центробалт. Созвав заседание, он выразил ему неудовольствие за недосмотр, а потом в сопровождении нескольких членов пошел на «Кречет». Там, случайно, в коридоре, он встретил адмирала, подойдя к которому сразу же задал вопрос: «Признаете ли Вы власть народных комиссаров?», и адмирал, не задумываясь, ответил: «Конечно нет; я ведь об этом уже заявил при своем избрании…»
В ту же ночь адмирал Развозов был арестован. По требованию команд он был выпущен на следующий день, но на пост командующего флотом больше не вернулся. Раскольников сейчас же заставил Центробалт собрать новое общее собрание, в котором приняли участие только команды, настроенные против адмирала, и вооруженная охрана Центробалта. Уже при одном ее давлении могло быть вынесено какое угодно постановление. Новая резолюция гласила о смещении адмирала Развозова и о передаче всей власти Центробалту.
Оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А.М. Щастному[37], как старшему в бывшем штабе командующего флотом. Благодаря совершенной непригодности Центробалта к управлению флотом, особенно в такой серьезный момент, он стал распоряжаться им почти самостоятельно.
21 марта германский флот появился перед Ганга и высадил десант. При его приближении были уничтожены находившиеся там подлодки «АГ-11», «АГ-12», «АГ-15» и «АГ-16», а также их матка – пароход «Оланд» и сторожевое судно «Ястреб».
Немедленно к вице-адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов.
Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс; те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны в условленный час поднять флаг «Щ». Это значило бы, что на них осталось минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и то, что они не примут никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.
По возвращении делегации капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определенным давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи.
Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лед еще был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов.
Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.
В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь там грузились баржи и подводы; грузились провизией, углем и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учета: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось на сторону частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить.