Революция.com: Основы протестной инженерии

И лишь затем следует захват почты, телеграфа и банков. В этой промежуточной зоне внезапно начинают работать мини-ситуации, которые ведут к макси-последствиям.

Куррцио Малапарте, считая Владимира Ленина стратегом большевистской революции, а Льва Троцкого тактиком государственного переворота, приходит к выводу, что данная стратегия связана с условиями страны в тот период, зато применение этой тактики не обусловлено никакими обстоятельствами [7]. Сама по себе стратегия не может обеспечить захват власти.

К. Малапарте подчеркивал: «Люди, знающие все труды Ленина, в особенности его заметки о технике декабрьского восстания в Москве в 1 905 году, будут поражены наивностью его представлений о тактике и технике восстания в канун октября 1917 года» [7. – С. 108]. Интересно, что сам Троцкий плохо отнесся к книге Малапарте.

Но следует признать и то, что в книге Льва Троцкого действительно много конкретных замечаний, выдающих именно практика [8]. Сопоставляя февральский и октябрьский перевороты, он подчеркивает стихийность первого и организованность второго. За время, прошедшее после февраля, страна была подготовлена к новому шагу. Было реальным серьезное влияние партии на Советы, но была и диспропорция между слабой партийной организацией и имеющимся уровнем влияния. Вопрос о призыве к восстанию был связан также с тем, кто должен был призывать: Советы или партия.

Лев Троцкий описывает ситуацию того времени как такую: «Командные высоты государства продолжали оставаться в руках правительства. Но материальная база была из-под них вырвана. Министерства и штабы возвышались над пустотой» [7. – С. 383]. Кстати, еще как цель оставались банки, телефон, телеграф.

Особую роль Троцкий передает моменту определения начала действий: «В революции это все быстротечные процессы. Все тактическое искусство состоит в том, чтобы уловить момент наиболее благоприятного для нас сочетания условий» [7. – С. 274]. Если этот момент пропустить, то сила масс сменится разочарованием.

Сегодня исследователи уже строят графики, позволяющие видеть, когда идет нарастание общественного недовольства, а когда оно спадает. Троцкий считал, что возможно провести нужное развитие событий почти из любой позиции: «Теоретически рассуждая, наиболее выгодный момент для восстания сводится к какой-то точке во времени. О практическом уловлении этой идеальной точки не приходится, разумеется, и думать. Восстание может с успехом развернуться на повышающейся кривой, приближающейся к идеальной кульминации; но также и на снижающейся кривой, если соотношение сил не успело еще радикально измениться» [7. – С. 377].

Интересно, что 1917 год, который трактовался Троцким как исключительный по причине отсутствия того, что связано с представлением о восстании, не был таким, если посмотреть на передачу власти, состоявшуюся в 1991 году.

Троцкий нашел свое объяснение 1917 года: «Демонстраций, уличных боев, баррикад – всего того, что входит в привычное понятие восстания, почти не было: революции незачем было разрешать уже разрешенную задачу. Захват правительственного аппарата можно было выполнить по плану, при помощи сравнительно немногочисленных вооруженных отрядов, направляемых из единого центра» [7. – С. 384]. Но вероятным ответом на этот вопрос в году 1 991 – м стало то, что власть переходила из рук первых секретарей в руки президентов, однако фамилии эти совпадали. И Борис Ельцин, и Эдуард Шеварднадзе, и Гейдар Алиев, и Бразаускас, и Леонид Кравчук, как бы не выходя из своих кабинетов, меняли на них название своих должностей. Это равноценно тому, что Николай Второй написал бы на своем кабинете свою новую должность «председатель Совнаркома».

Александр Неклесса характеризует поствестфальскую систему мира как обладающую принципиальной нестанционарностью, которая предполагает активный, турбулентный характер ряда процессов и постоянное употребление хаотизированной среды [9].

В последней истории мы прошли 1917-й и 1991-й, существовали также варианты событий в Тбилиси и Вильнюсе, а еще был Новочеркасск и так далее. Все это были квазиреволюционные события, поскольку они не имели последствия для макси-ситуации, так как власть все еще обладала силой, позволявшей вернуть ситуацию на круги своя. Ведь по сути «революционные» изменения после 1 991 года имели место только потому, что сама власть решила так: быть революции. Реально произошла не революционная, а элитная смена: элита второго эшелона власти заняла первые позиции, объявив элиту первого эшелона во главе с Михаилом Горбачевым мешаюшей правильному развитию.

Советский Союз до этого делал существенные смены лидеров, например, Леонид Брежнев вместо Никиты Хрущева, но они не несли с собой существенной трансформации системы. Смена Борис Ельцин – Михаил Горбачев уже была иной.

Эдвард Луттвак в своей книге о перевороте формулирует три необходимых условия для осуществления подобного действия [10]: