Ревность (ЛП)

— Потому что, — наконец сказал Кристоф, как если бы отвечал на вопрос в классе, — Красная Королева думает, что нам нужна только одна светоча.

Кто-то засмеялся. Это было высокое, женское хихиканье, отскакивающее и отражающееся от всех камней и стекла. Каждая голова откинулась назад, и там, высоко над всеми, на одной из резных каменных опор, опоясывающих низ купала, стояла Анна.

— Почему? — прокричала она. — Хотите знать почему? Спросите Рейнарда! Спросите его, что он знает! Он заставил меня сделать это!

Проносящееся эхо заставило меня чувствовать себя еще больнее. Нам с Огастом было тяжело стоять. Или он пьяно качался, или я, или мир накренялся под ногами, как карнавальная езда.

— Ничего из этого не произошло бы, если бы не он! — кричала Анна. Даже на таком дальнем расстоянии было видно, что ненависть исказила ее лицо. Ее волосы — дико вьющаяся масса красной темноты, и на ней был красный шелк. Еще одно из тех старых платьев развевалось, когда она нависла над опорами. — Она украла его у меня! Он был моим, а она украла его!

Кристоф резко вдохнул.

— Я никогда не любил тебя! — закричал он, и сила крика качнула меня на пятки. Второе обличье зажглось в нем, его волосы пригладились назад, и он выглядел достаточно сильным, чтобы запрыгнуть на купол.

Держу пари, он смог бы сделать это. Прямо сейчас я бы не стала ему препятствовать.

Во мне назревал отвратительный, темный, горящий смех. Торец ружья был между мной и Огастом, и вынуть его из кобуры не заняло бы много времени. Мне надо было выбирать, куда стрелять, и я знала, какой быстрой она была. Моя ладонь жаждала оружия, а пальцы скручивались.

— Ты бы любил, если бы не сучка! — лицо Анны снова исказилось. — Ты бы любил меня! — она плакала? Тяжело было сказать. Тошнота накатывала, звук крыльев заполнил уши, и я задохнулась.

Анна сделала быстрое движение. Винтовка прочно прижималась к ее плечу, и Кристоф снова крикнул.

— ДРЮ! — закричал он, разворачиваясь и напрягаясь, и собрался прыгнуть на меня. Анна крикнула еще раз — бессловесный крик ненависти и разочарования, и нажала на курок.

Эхо раздробило воздух в куполе. Дампиры засуетились, и сокрушительный удар врезался в мое левое плечо. Я потеряла равновесие.

Колени Огаста подогнулись. Он тяжело опустился вниз, и я попыталась остановить его. Но он был тяжелым, и я не могла хорошо схватить его, потому что левая рука больше не подчинялась мне. Мои колени сильно ударились, и я выпустила короткий рык удивления, пытаясь уберечь его голову от столкновения с каменным полом. Он наполовину оказался на моих коленях, а глаза с трепетом закрылись. Он сказал что-то очень низко, и я не смогла услышать, что именно, в этом шуме. Полетели куски камня, когда пули попали в стену.

Что-то еще врезалось в меня с боку, и я распласталась по полу. Боль накатывала огромными волнами цунами, плечо пульсировало и кричало. Я почувствовала на себе чьи-то руки — и знакомый запах яблочного пирога — пропитанные медной влажностью.

Оно болело. Так сильно болело! Место в моем горле, где живет жажда крови, захлопнулось, отрывая от меня трансформацию.

Что? Я билась, пойманная между Огастом и Кристофом. Огги лежал на полу, голова наклонена назад, горло работало, когда он пытался сдвинуться. Кристоф склонился ко мне, его руки были как сталь.

— Нет! — закричал он почти что мне в ухо. Послышался длинный ряд мерзко звучащих слогов, что, как я предположила, было проклятием на другом языке, прежде чем боль снова ударила, поглощая меня, и мир стал забавного серого цвета — цвета, который уходил от меня.

Крики. Вопли. Снова выстрелы. Укрытие. Добраться до укрытия. Я попыталась сдвинуться, мне удалось только немного покрутиться. Кристоф все еще склонялся ко мне, разглагольствуя, и я поняла, что он защищал меня. Полетело еще больше кусков камня, и стрельба достигла крещендо. Тело Кристофа дернулось, и он зашипел.

Внезапно Огаст дернулся в движении. Откатился в сторону, и моя голова повернулась в таком направлении, что я увидела, как превращение выходило из-под его контроля. Белые полосы скользили по его грязным волосам, клыки вылезли наружу, а глаза вдруг заблестели — ясно-желтый вместо темного. Я могла видеть сквозь туман, опускающийся на меня, хотя оставшаяся часть света высушивала свои цвета, превращаясь в темно-серый эскиз.

Он свернулся как мокрица, затем как-то встал на колени, оружие свободно скользнуло из наплечной кобуры и указало наверх, когда он торопился с выстрелом. Он выдохнул, сжал спусковой механизм, и ружье заговорило, его голос потерялся в какофонии звуков.

Всё прекратилось. Серый занавес опустился, и я услышала громкий топот.

Бум. Бум.

Пернатые крылья отчаянно бьются. Они прошлись по всему моему телу — маленькие пернатые поцелуи — кроме шара агонии, который поднимался по левому плечу. Я не чувствовала пальцы рук и ног, и когда попыталась встать (чтобы доползти до укрытия, потому что, эх, кто-то стрелял) я не смогла сделать этого. Горячий зародыш агонии снова ворвался в мою грудь, и я захныкала.

Бум... бум...