Ревизор: возвращение в СССР 2

Милиция уже приехала. Я встретил во дворе базы уже знакомого мне Николая Терентьева. Обрадованно поздоровался с ним.

— Здравствуй, Павел, — сказал Николай, пожимая мне руку, и добавил тихо, — ничего себе вы тут нарыли материала.

Я пожал плечами, изображая смущение. На самом деле, я чего-то такого по результатам проверки и ожидал. Уж слишком непрост был покойный Цушко. Не верил я с самого начала, что все только эпизодическими махинациями с дешевой продукцией ограничивается. Но не говорить же это обхссникам, не поймут таких речей из уст советского подростка.

Тут из дверей выглянул Александр Терентьев. Оба брата здесь, — отметил я. Повезло, что им этот вызов достался. Со знакомыми как-то даже приятнее работать. И порасспросить можно будет, если что. Заметил, что Николай Терентьев в форме, а его брат в гражданке. Почему так, решил не спрашивать.

Мы зашли в помещение. Роли поменялись, теперь всем руководили сотрудники ОБХСС. Николай, Александр и третий их коллега, представившийся Виктором, присоединились к нам, по одному к каждой из групп.

— Давайте сразу пройдёмся по тем стеллажам, которые завбазой сам отгружал, — распорядился Николай.

И мы дружно начали работать. Стеллажей, которыми занимался лично Цушко, оказалось немало. Мы распределили их между собой и проверяли один за другим. Нашли много коробок вообще без товаров, а также коробки с имитацией товаров. Самые верхние стеллажи с дорогими продуктами вообще практически целиком оказались бутафорскими.

Все найденные фальшивки, а также пустые коробки мы сносили в заранее расчищенный вчера угол склада, предварительно тщательно зафиксировав все в документах. Казавшееся раньше просторным помещение быстро заполнялось. Судя по лицам проверяющих и ОБХСС, а также репликам, которыми они периодически обменивались, с нарушениями такого масштаба все они столкнулись впервые.

Эх, наивные котятки, вас бы в девяностые или начало двухтысячных забросить на денек, — мрачно подумал я, вспомнив, какие схемы и на какие суммы случалось раскладывать. Какое это чувство, когда считаешь, сопоставляешь, снова считаешь и постепенно по позвоночнику распространяется такой леденящий холод, потому что понимаешь внезапно, что стоишь на самом краю пропасти и, посчитав еще хоть одну циферку, полетишь вниз и ничто уже не поможет. И вот так считаешь и не знаешь, что делать: и считать надо, и нельзя считать, и забыть хочется все эти цифры, что увидел, и ощущение это непередаваемое из смеси бешенства от того, что кто-то может вот так нагло и в таких масштабах под себя грести и злорадства от того, что я эту всю кухню вижу и могу до последней нитки просчитать и во всей красе представить. И страх, что могу что-то не предусмотреть или лишнее узнать, и, как некоторые из моих неосторожных коллег, внезапно «пропасть».

Эх, возвращаемся обратно. Что тут у нас? А у нас тут переполох и очередной виток проверки. Похоже, ОБХСС в лице братьев Терентьевых, проработав пару часов и увидев «масштабы бедствия», решило подстраховаться. Николай велел нам всем прерваться и пойти пообедать, а сам пошёл звонить начальству в кабинет, на двери которого до сих пор красовалась вывеска с золотыми буквами «Цушко Б.А.».

— Через час продолжим! — сказал он нам, — чтобы время не терять, давайте на обед.

С обедом снова Никифоровна попросила ей подсобить — я не в обиде, мне с ней надо отношения крепить тоже. Она теперь заведует базой, авось, долгие годы будет заправлять, а это уйма дефицитных товаров, которые так важны для советского человека. В том числе и для меня.

Быстро все сготовили — разогревать консервы дело нехитрое, и сели все на том же складе обедать. Проглотив свою порцию, я тут же достал словарь французского, и принялся учить глаголы. Старался, как мог, не особенно вслушиваясь в разговоры мрачных обхссовцев с не менее грустными членами областной проверки. Основания для переживаний были у них очень даже вескими. ОБХСС, получается, проморгало у себя под носом грандиозную аферу на десятки тысяч советских рубликов, а область только недавно чин чином оформила результаты предыдущей проверки, по которой все на базе было в полном ажуре. Тут если строгими выговорами отделаешься, так уже и неплохо будет. А могут и на границу с Китаем отправить, хвосты оленьи переучитывать. Тем не менее, обрывки бесед до меня доносились:

— Это же как он мог-то так нахально…

— Годами длилось, и никто и не понял даже…

— Скандал будет грандиозный!

Сразу после обеда Николай распорядился продолжать ревизию.

— «Много» и «очень много» в протокол не запишешь! — объяснил он. — Нужны конкретные цифры. Так что, идём и работаем дальше, товарищи.

Мы проковырялись ещё часа два с половиной, когда приехало милицейское начальство: майор, капитан и с ними старший лейтенант, который оказался нашим участковым.

Мы все пристроились рядом, подглядывали и подслушивали во все глаза и уши.

Николай доложил руководству о том, что мы ещё нарыли. Учитывая масштабы хищений на базе, они, посовещавшись, приняли решение сегодня же устроить обыск дома у покойного Цушко.