Ревизор: возвращение в СССР 16

В среду с самого утра писал записки к изобретениям. Часам к четырём привёз их столько, чтобы общий объём не превысить, Пархоменко. Он, без особого восторга, принял их. Копии занёс на четвёртый этаж Воронцову.

– Привет, привет, рационализатор, – встретил меня тот.

Откуда он про чемодан уже знает? Блин, пугает даже…

– А хорошая идея – проверенных комсомольцев на помощь комитетам привлекать, – продолжил он свою мысль.

Ах, вот он о чём.

– Ребята хотят серьёзными делами заниматься, пользу приносить, – сказал я как о само собой разумеющемся. – А вы откуда уже об этом знаете?

– Так весь секретариат гудит, включая хорошо тебе известного Пархоменко, – усмехнулся Воронцов. – Ругается – почему только в Комитет по миру помощников берут?

– О, решили, значит, взять, – обрадовался я, – а что ж молчат?

– Да шут его знает, – пожал плечами Воронцов. – Может, не до конца ещё согласовали.

У меня с Пархоменко и так отношения неровные, а тут он, судя по намекам Воронцова, еще обиделся на меня из-за того, что я его секретариату эту инициативу не предложил, а сразу по прежнему месту работы пошел. Но в Комитете по миру реально людей не хватает, чего Пархоменко обзавидовался?

– Ну, они тоже там, в секретариате, чудные, – расстроенно заметил я. – Одно дело письма граждан разбирать, другое документы с информацией о делах государственной важности и всякие приказы на сотрудников Верховного Совета СССР. Как можно к этому студентов-внештатников допускать?

– Да никто и не разрешит, конечно, – зачем-то помахал у меня перед носом Воронцов моими записками. – По факту Комитет по миру единственный, куда можно вашу студенческую братию допускать без множества подписок. Так что кое-кто много хочет, да мало получит!

– Да уж… Когда у Межуева следующий доклад, через две недели? – уточнил я.

– Да, – кивнул он.

Мы попрощались, и я пошёл на первый этаж в Комитет по миру. Похоже, дело в том, что Пархоменко теперь, после того как Межуев ему напинал за излишнюю инициативу с моим трудоустройством, будет любую мою инициативу негативно рассматривать. Ничего с этим не поделать. То-то он смотрел на меня сегодня так странно.

Марк Анатольевич встретил меня с распростёртыми объятиями.

– Ильдар Ринатович, смотрите, кто пришёл, – прокричал он в соседний кабинет через открытую дверь. – Проходи, Павел, проходи.

Вышел глава комитета. Увидев меня, сразу улыбнулся, сделал шаг мне навстречу и протянул руку. Поздоровались с ним, потом я подошёл к Марку Анатольевичу.

– Слышал, у вас с Пархоменко из-за моего предложения война? – спросил я.

– Да какая война? – рассмеялся Ильдар, потирая руки с азартом. – Так, небольшое боестолкновение.

– Скажите, а на ребятах это не скажется? – забеспокоился я.

– А как это на них скажется?

– Ну, мало ли, – развёл я руками. – Паны дерутся, у холопов чубы трещат.

– Что ты, что ты! Мы своих ребят в обиду не дадим, – воскликнул Марк Анатольевич. – Вот же Пархоменко поднял шум на весь Кремль, – посмотрел он на Ильдара. – Из-за него мы сейчас без людей останемся. Ни себе, ни людям.

– Что есть, то есть, – задумчиво потёр подбородок Ильдар. – Давайте, все успокоимся. Чуть выждем и опять к этому вопросу вернёмся.

– Вы только поймите меня правильно, – поспешил объясниться я. – Если б дело только меня касалась. Мне-то фиолетово, кому там моё присутствие жить спокойно не даёт. Но ребята придут молодые, неопытные, но очень ответственно к работе относящиеся. Им очень трудно будет в конфликтной атмосфере работать. Они все косые взгляды на свой счёт принимать будут.

Марк Анатольевич и Ильдар многозначительно переглянулись.

– Вы поняли, Ильдар Ринатович, – сказал он, улыбаясь. – Ребята придут молодые и неопытные. А сам он, значит, уже взрослый и опытный. Волнуется за зеленую, необстрелянную молодежь.

– Да, ладно вам, Марк Анатольевич, – возразил ему Ильдар. – Вы же сами говорили: светлая голова.

– Это да, что правда, то правда, – согласился Марк.

– Вы как, всё-таки, решите молодёжь привлечь, – сказал я, – звоните. Мой номер есть?

– Есть, есть, – протянул мне руку Ильдар, заметив, что я собрался уходить.

Попрощались со всеми, и я ушёл от них, решив, что, возможно, не так и плохо, что Пархоменко принялся палки в колеса моему предложению вставлять. Я и не думал, что в Верховном Совете могут так быстро вопрос с комсомольской помощью решить положительно. Ребята в стройотряде работают, им сейчас, всё равно, не до этого. А за лето Пархоменко, надеюсь, перебесится и успокоится.

Вернувшись домой, засел за конспект, завтра последний экзамен этой сессии. Галия пропадала второй день у художников, что-то им помогала, демонстрировала свои наработки за последний месяц. Жена очень воодушевилась живописью, особенно, когда узнала, сколько можно зарабатывать рисованием.

Вечером заходили Брагин с невестой. Как раз вернувшаяся домой Галия очень характерно отреагировала. Сначала, когда Брагин первый вошел, явно обрадовалась, а потом, когда в нашу квартиру вступила Женечка, напряглась. И в самом начале беседы снова к соседям слиняла, извинившись перед гостями, что якобы договаривалась.