– Я где-то слышал, что вы пирожки в кобуре носите вместо пистолета, – сказал я, потирая затылок.
– Где слышал? – спросил стоящий милиционер.
– Да не помню, – отмахнулся я.
– Ты ж ничего не помнишь, – усмехнулся Иван.
– Я так и сказал: не помню, – кивнул я.
– А про пирожки в кобуре помнишь? – подозрительно глядя на меня уточнил Иван.
– Это тот дуралей, что в реку свалился? – спросил сидящий сослуживец.
– Тот самый, – подтвердил Иван.
– Ну что, дуралей, показать тебе пирожок? – спросил милиционер, вставая с табурета. Он открыл свою кобуру, потянул за ремешок и извлек пистолет Макарова. Увидев мои загоревшиеся глаза, он, усмехнувшись, вытянул из пистолета магазин и протянул ПМ мне.
Я двумя руками благоговейно взял оружие. Как же я мечтал иметь свой пистолет. Но простым гражданам России боевые пистолеты иметь не разрешается. Только газовые и сигнальные.
– Хочу такой, – пробормотал я.
Парни рассмеялись
– Дай сюда, – забрал у меня пистолет молодой мент. – Придёшь к нам служить и получишь.
– Пусть школу сначала закончит, – сказал Иван. – Он же не помнит ничего.
Да уж. Об экзаменах я старался пока не думать.
К Митричу пришла жена. Опять с авоськой. Довольный дед уселся на кровати и приготовился трапезничать.
По палате разлился аромат жареной картошечки.
Милиционеры сразу засобирались. Иван встал их проводить. Я увязался за ними, чтобы слюной не захлебнуться.
Мы стояли у окна в холле, милиционеры курили, рассказывали последние сплетни про сослуживцев, которых я не знал. Я слушал вполуха и смотрел в окно, думая о своём.
За окном сгущались сумерки. К больнице подошёл парнишка в толстых чёрных пластмассовых очках, в черной ушанке, в коричневом пальто и в укороченных валенках. Он увидел меня и помахал рукой. Одноклассник что ли мой? Не милиционерам же он махал.
Парнишка вошёл в больницу и, скромно улыбаясь, прямиком направился ко мне.
– Привет, Паш, – сказал он, протягивая ладонь для рукопожатия и косясь на милиционеров. Я пожал ему руку и жестом предложил перейти к другому окну.
– Короче так. Я ударился вчера башкой. Потерял память, – начал я, – ничего пока не помню. Тебя тоже. Ты кто?
Он растерянно смотрел на меня несколько мгновений, потом рассмеялся:
– Я понял. Ты шутишь.
– Да какие уж тут шутки. Мать родную сегодня не узнал.
– Не может быть!
– Может. Как тебя звать?
– Славка.
– Мы в школе вместе учимся?
– Ну, да. С первого класса.
– Дружим?
– Дружим.
– Школу прогуливаем?
– Ты что?! Мы же поступать готовимся.
– Да? Куда?
– В Ленинград, в мореходку, – медленно проговорил Славка. – Или ты уже не хочешь?
– Я не помню, что я хочу. А в последнее время я в школу ходил? Занятия не пропускал?
– Нет, не пропускал.
– А мы там со всеми нормально? Ни с кем не в контрах?
– Мы всегда в контрах.
– Не понял. С кем?
– С Тимуром и его командой.
– Это кто такие?
– Тимур Полянский и его команда.
– Одноклассники?
– Ну, не совсем. Полянский второгодник, а друзья его уже давно школу закончили: после восьмого класса ушли.
– Достают нас?
– Бывает. То с ног собьют, в грязи изваляют, то портфель на козырёк остановки забросят. Ты что, правда ничего не помнишь?
– Правда.
– И что гитару мне свою подарил тоже не помнишь?
– Нет, не помню.
– Я пошутил. Не подарил. Я посмотреть хотел, как ты отреагируешь. Ты же на нее надышаться не можешь.
– Я что, на гитаре играю? – обрадовался я.
– Нет, ещё не играешь. Тебе же батя её только месяц назад подарил.
– Стоп. С этого места поподробнее. Ты хочешь сказать, что я тайком от Поли и Эльвиры встречаюсь с отцом. Так?
– От кого тайком?
– От матери с бабушкой.
– А. Да, встречаешься.
– Давно?
– Года два.
– А почему тайком?
– Ну, ты что, бабку свою не знаешь?
– Познакомился сегодня, нормальная вроде тётка.
– Нормальная? Ты в своём уме? – спросил меня Славка, округляя глаза.
– Ты забыл? Я не помню ничего.
– Ой. Прости. Она же Шапокляк.
– В смысле?
– Мы с тобой её так зовём за вредность.
– Понял. Поверь, она не со зла.
– Ужин! – раздался из коридора голос буфетчицы. У меня уже рефлекс выработался на него, как у собаки Павлова.
– Спасибо тебе, Славка, что зашёл, – я протянул ему руку. – Поверь, я очень дорожу нашей дружбой. Друзья детства – это на всю жизнь.
– Эк тебя угораздило, – сочувственно пробормотал Славка, пожал мне руку и пошёл к выходу. Взгляд его, обращенный на меня, чем-то неуловимо напоминал бабушкин. Похоже, он тоже под впечатлением и считает, что у меня чердак потек. Ну да ладно, что ж делать. Привыкнет постепенно. А мне информация как воздух сейчас нужна. Кого мне еще расспрашивать, как не друга.
– Приходи ещё, – попросил я.
– Хорошо, – отозвался Славка, выходя из больницы.
Николаева и товарищей в холле уже не было. Я пошаркал в палату.
Сегодня был очень насыщенный день в плане информации. Но источник бед Пашки Ивлева так и не проявился. Судя по тому, что рассказал Славка, Тимур и его команда доставляли, конечно, пацанам неприятности, но на повод для суицида никак не тянули.
Новая версия, показавшаяся мне перспективной, называлась «Батя».
Я дошаркал до палаты. Ужин уже стоял на тумбочке. Иван допивал чай. Сытый домашней едой Митрич к больничной еде даже не притронулся.