Реверс

Состав упомянутого преступления Миха представлял себе туманно. Никогда с ним не работал и даже номер статьи помнил приблизительно[325].

— У тебя песок или самородок?

— Лом.

— Тогда о каком незаконном обороте речь?

— Действительно, — Маштаков продолжал дурашливо посмеиваться. — Не шарю в теме.

— Так посмотреть-то можно?

— Давай через полчасика занесу? На хате лежит. С собой не взял, подумал — вдруг неинтересно.

— А чего ноги бить? Поехали на тачке. Трансфер за счёт заведения.

С каждой фразой сервис делался навязчивее и подозрительнее.

— Не, я свои грибные места не выдаю, — Миха переключил внимание на самовар. — Тульский? Почем? У меня в деревне от бабки остался, только там краник сломанный…

— Может, завтра рыжьё[326] принесёшь? — самоварные вопросы Сеня проигнорировал. — У меня с лавандосами[327] напряг.

— Ну-у, ты вообще, Семён! А, может, лучше через месяц?! Забей, я другого барыгу поищу. Дойду вон до Хитровки, там стоят эти, как их, с табличками «куплю всё».

— Они тебя кинут! Лучше меня никто цены не даст. Тащи! Пока ходишь, я найду лавандосы.

— Уговори-ил! — потягиваясь, Маштаков зевнул. — Дай в зубы, чтобы дым пошёл.

— Ноу проблем, — Чердаков распахнул серебряный с чернью портсигар.

Выуживая из-под резинки «Salem», Миха взвесил портсигар на ладони:

— Тяжёленький…

— Сто десять грамм, восемьдесят четвёртая проба.

— Жди меня, и я вернусь, — Маштаков вышел на улицу и, попыхивая ментоловым дымком, направился в сторону автостанции.

Отойдя на достаточное расстояние, проверился. У входа в «Антикварную лавку» было пусто. Чердаков на слежку не решился, а из зарешеченного оконца начало улицы не просматривалось. Миха перебежал проезжую часть и занырнул во двор крайнего двухэтажного дома. Район был знаком ему с начальной школы. Здесь они с одноклассниками лазили после уроков, познавая окружающий мир. Связанные между собой проходные дворы на их языке назывались «ходиками». За прошедшие тридцать лет романтические задворки превратились в помойку. Старая часть города — непривлекательная для инвесторов, головная боль для властей — неумолимо хирела.

В «ходиках» Маштаков взял курс, противоположный тому, что держал минуту назад. Дыра в покосившемся заборе вывела в переулок Барсукова, на углу которого функционировала забегаловка «Ахтамар».

В неё Миха и закатился клубком. Окно закусочной выходило на улицу Абельмана, сектор обзора захватывал лавку Семёна.

Для прикрытия Маштаков хотел взять стакан сока, ан вышло удачнее. В продаже имелся разливной квас. За те же деньги получилось ноль пять, которые при грамотном подходе можно было потягивать до бесконечности.

Сев за стол возле окна, Миха хлебнул кваску и одобрительно крякнул. Холодный напиток оказался ядрён и, что очень важно, не газирован.

Маштаков изначально не собирался идти ни на какую «хату». Всё своё он носил с собой. Отпиленный от золотого слитка фрагмент, увязанный в марлю, скрывался в пистоне брюк. Размером с пластинку «Wrigley's Spearmint», вес он имел чувствительный. Это был пробник. Миха предпочёл пустить в ход ножовку, чем безрассудно светить весь слиток.

Иной канал сбыта, кроме «антикварной лавки», на ум не пришёл. Перестраховка была оправданной. В данном случае пословицу «бережёного Бог бережёт, а небережёного конвой стережёт» следовало понимать буквально. Чрезмерная активность Чердакова удваивала опасения. С равной вероятностью Сенька мог сдать его как ментам, так и бандитам.

Делая символические глоточки, не меняя отдыхающей позы, Миха следил за обстановкой на улице.

«Будь я опером, где бы я выставился без подготовки? Встать нужно так, чтобы видеть своего человека. Лучшее место для парковки — угол Абельмана и Барсукова. Но теперь у всех мобилы и маяки кидать[328] не надо. Достаточно подготовить к отправлению эсэмэс, в нужный момент незаметно нажать кнопку. И крепкие хлопцы тут как тут. Но встанут они не за квартал! Минута дорога».

Утром в забегаловке безлюдно. За те двадцать минут, что Маштаков сидел в «Ахтамаре», всего один страдалец заскочил подмолодиться. Махнул сотку и побежал дальше, воодушевлённый. Знакомый способ пополнения энергии…

Барменше своё долгое сиденье Миха объяснил тем, что опоздал на автобус.

— С утра припекает, а у вас прохладно.

Луноликая тётя милостиво кивнула. Несмотря на покарябанную вывеску, посетитель не сулил проблем. Трезвый, опрятно одетый…

Около памятника погибшим заводчанам тормознула чистенькая белая «нива» с гражданскими номерами. Из неё никто не вышел. Людей в салоне было по меньшей мере двое. Водитель плюс пассажир на командирском месте. Задние окна тонированные, непонятно, есть ли кто сзади. Через несколько минут водительское стекло поползло вниз. Духота, а кондиционер конструкторы «ВАЗ-2112» не предусмотрели. Наружу высунулся острый локоть. В окне возник костистый профиль ветерана милицейской баранки Палыча.

«По мою душу ребятишки пожаловали, — Миха заёрзал, худшие опасения подтвердились. — Таких совпадений не бывает! Допиваю квас, благодарю за гостеприимство и сваливаю через «ходики».