Ревенант

Посетительница оказалась горожанкой средних лет в черном платье, изрядно потрепанном, и столь же мрачном чепце. Заплаканное лицо чем-то неуловимо напоминало крысиную мордочку, покрасневшие глаза припухли от слез, да и беспрестанное вытирание платочком на пользу им точно не шло. А вот нос и щеки порозовели, судя по явственному запаху перегара, не столько из-за плача, сколько по причине злоупотребления выпивкой.

— Магистр вон Черен? — Горожанка подошла к столу и завертела головой, переводя взгляд с меня на маэстро Салазара и обратно.

— Слушаю.

— Магистр, умоляю: отыщите мою девочку! — выпалила просительница, падая на колени. — Сестрицу с мужем черная хворь сгубила, так я их дитятко в свой дом взяла, к делу пристроила. Как родная она мне стала, да только пропала! Пропала моя девочка!

Я выставил перед собой руку, желая прервать бессвязное словоизлияние, а после и вовсе хлопнул ладонью по столу.

— Уважаемая! Боюсь, вас ввели в заблуждение. Я не веду никакого следствия. И поднимитесь уже. Поднимитесь!

Горожанка начала вставать с пола, не удержалась на ногах, без сил упала на свободный стул и заплакала.

— Но как же так? — возопила она, размазывая по щекам слезы. — Мне ведь сказали… Мне сказали!

— Кто и что вам сказал? — потребовал я объяснений, понемногу начиная закипать.

— Я в ратушу пошла, а охранник и говорит: важный сеньор в город приехал, тебе к нему надо. Он теперь за следствие отвечает и мигом всем хвосты накрутит, если слушать не станут!

Я только хмыкнул, сообразив, что один из свидетелей нашего разговора с вон Аухмейном не удержал язык за зубами, а людская молва мигом подхватила его сплетню и переврала до полной неузнаваемости. И вот уже я назначен ответственным за поиск пропавших девиц!

— Подопечная ваша когда пропала? — вступил в разговор маэстро Салазар, позволяя мне собраться с мыслями.

— В прошлом месяце, — ответила просительница и принялась тереть платочком красные глаза.

Мы с Микаэлем уныло переглянулись, поскольку не понаслышке знали, чем чреваты попытки дать ход жалобам на бездействие городских властей. Только позволь втянуть себя в склоку — моргнуть не успеешь, как окажешься крайним.

— Ну а теперь что стряслось? — нехотя уточнил я. — Месяц же прошел?

— Так вспомнила я! — выпалила горожанка. — Сначала все как в тумане было, а сегодня ночью будто морок развеялся и пелена с глаз спала! Вспомнила я, с кем деточка ушла, а меня и слушать никто не хочет, только смеются втихомолку!

Микаэль незаметно покачал головой, давая понять, что тетка попросту свихнулась от горя, а вот я заинтересовался. Чтобы свидетель через месяц вспомнил что-то путевое, такого в моей практике еще не случалось, вот и коллеги от новых показаний точно отмахнутся, им и в голову не придет оформить их документально. А это прямое нарушение порядка ведения следствия.

Некрасиво с моей стороны? Ну-ну…

— Уве! — окликнул я стоявшего поодаль школяра, который усиленно делал вид, будто нисколько не прислушивается к разговору. — На тебе протокол! И найди старые показания фрау…

— Ланге, — подсказала просительница. — Анна Ланге, вдова.

Уве убежал наверх за бумагой и писчими принадлежностями, а я присмотрелся к нашей гостье, жестом подозвал Марту, притянул ее к себе и произнес на ухо:

— Принеси стакан вина, только водой хорошенько разбавь.

Маэстро Салазар при этих словах одобрительно хмыкнул; он не хуже моего видел, что просительница просто изнемогает от желания промочить горло. Ей с трудом удавалось сдерживать тремор пальцев, глотание не приносило облегчения, а сухой язык нисколько не увлажнял потрескавшихся губ.

К тому времени когда вернулся Уве, посетительница уже ополовинила стакан, лишь чудом не расплескав вино при первом глотке, и обрела некоторую уверенность. По крайней мере, излагать свою историю она начала без заминок и запинок.

— Мы в тот день на рынок у Белых ворот пошли. Собирались туда прямо с утра заглянуть, хотели рыбы свежей купить, да немного припозднились. — Горожанка смущенно потупилась и стиснула стакан в ладонях, словно тот мог испариться. — Толкотня там была ужасная. В ней я кровиночку свою и потеряла. Да только все не так было, как мне помнилось! Ведьма к нам подошла! Она и доченьку увела.

— Что за ведьма? — уточнил я, бегло просматривая первоначальную версию показания. — Подробнее! Как выглядела, что сказала…

— Сарцианка старая, вся седая, лицо как печеное яблоко! — быстро выпалила горожанка. — Глянула на меня мертвым глазом, как в душу заглянула! Сказала, что девицу невинную себе в помощь ищет, платить хорошо пообещала и мастерству научить. А я стояла и слушала, ни слова вымолвить не могла, будто околдовали. Старуха пару талеров в руку вложила и девочку увела. А я… я и не помнила ничего до вчерашнего дня! Да и сейчас словно сон, словно не со мной это все происходило. Не средь бела дня на глазах у всего честного народа, не наяву!

Просительница вновь пустила слезу, промокнула платочком глаза и осушила стакан.

— Сглазила ведьма меня! Околдовала!

Я кивнул и спросил:

— Мертвый глаз — это как?

— Белый весь, неживой!

— С бельмом?

— Мертвый!