Ревенант

— Жертве вскрыли грудину и череп, — пояснил Мориц. — Сердце поместили в одну чашу, мозг — в другую. Кровью там все было залито, будто на бойне.

— Да уж представляю, — хмыкнул я, осматриваясь.

— Понимаешь теперь, почему это дело именно по нашей части?

Я кивнул. Надписи на староимперском ясно свидетельствовали, что ритуал проводил человек, получивший классическое образование.

— Судя по характеру разрезов, — продолжил Рыбак, — сделал их человек опытный.

— Мясник, охотник, хирург, школяр-медик, — перечислил я, осматривая нанесенные на холстину рисунки.

Художник наверняка что-то упустил, когда срисовывал место преступления: надписи и символы не просто не складывались в единую схему, они даже не содержали необходимых для обращения к запределью формул — ни инициирующих, ни защитных!

Мориц заметил мое удивление и хохотнул, потирая руки.

— Сообразил наконец?

Я еще раз пробежался взглядом по загадочным надписям, непонятным закорючкам и донельзя упрощенным рисункам, оценил положение тела по отношению к солярному символу на стене и сказал:

— Это ведь не магический ритуал?

— Нет! — с каким-то даже истеричным восторгом подтвердил Рыбак. — Классический случай ритуального жертвоприношения во славу солнца! Сурьма уверена, что это часть так называемой «малой восходящей дуги», которая берет начало на рассвете весеннего равноденствия и заканчивается в полдень летнего солнцестояния. Должно быть еще как минимум одно убийство на середине отрезка, то есть со дня на день.

— Удачи с поиском язычников, Мориц, — пожелал я напоследок и вышел за дверь.

У меня своих проблем хватало, чтобы принимать близко к сердцу чужие.

Близко к сердцу?

Вспомнилось изображение распростертой на полу фигуры с разрезом на груди, и меня передернуло. Вот ведь к слову пришлось…

2

Когда я спустился на первый этаж, Уве уже договорился с хозяином о выделении нашей компании двух комнат и на пару с Мартой перетащил в них все пожитки.

— Микаэль не возвращался? — спросил я, оглядев зал.

Школяр и ведьма синхронно покачали головами, как видно, нисколько не сомневаясь, что маэстро Салазар сегодня если и явится, то глубоко за полночь, а то и вовсе загуляет до утра. Я хмыкнул и подошел к сидевшему в одиночестве за угловым столом подмастерью Блондина.

— Эберт, не подскажешь, где искать Франсуа?

Молодой человек взглянул на меня с нескрываемым сомнением, но все же, пусть и после вполне явственной паузы, соизволил ответить:

— Начните с Заводи, магистр. Поспрашивайте в игорных домах.

— Даже так? — удивился я, поскольку прежде де Риш никогда особого интереса к азартным играм не проявлял.

Эберт кивнул и вернулся к чтению. Я не стал больше ему докучать, отошел к давившемуся сухим кашлем Уве и достал монету в десять крейцеров.

— Устрой коня на конюшне и выпей с коллегами, заведи знакомства, — приказал школяру и кивком указал Марте на выход: — Ты со мной.

Мы вышли на улицу и забрались в седла; жеребца Микаэля я повел за собой на поводу.

Заводью именовался район у водяной мельницы. Округа там была не самой респектабельной, но и не совсем пропащей, так что пистоли я оставил в саквояже. Ограничился шпагой и кинжалом, да еще не стал расставаться с изрядно опостылевшей за последнее время кольчугой.

Когда на смену брусчатке пришел дощатый настил мостовой, а каменные особняки уступили место деревянным постройкам, Марта с некоторой даже брезгливостью оглядела улицу и спросила:

— И как ты собираешься отыскать здесь своего пьянчугу?

— Легко, — ответил я, крутанул левой рукой, перехватывая четки, и принялся пропускать меж пальцев бусины в поисках нужной. А вот и она…

В словах ведьмы имелся определенный резон: игорных домов, трактиров, борделей и совсем уж неказистых притонов в Заводи имелось превеликое множество. На углах к прохожим клеились уличные девки, их более преуспевающие товарки высматривали клиентов из окон, без малейшего стеснения выставляя напоказ едва прикрытые лифами, а то и вовсе обнаженные груди. Тут же отирали стены хмурого вида молодчики, подпирали дверные косяки вышибалы, носились пацаны и переходили из одного заведения в другое ватаги подвыпивших школяров. Хватало и более приличной публики, да и лоточники своим присутствием район не обделяли.

Мы проехали одну улицу, вывернули к мельнице с размеренно крутившимся водяным колесом и, срезав путь по глухому переулку, оставили набережную в стороне. Там-то зажатая меж пальцев янтарная бусина и потянула к заведению, на фасаде которого красовалась статуя крылатого ангела с отбитой левой рукой. Отголоски эфирного тела маэстро Салазара доносились именно оттуда.

— Приехали! — объявил я и сказал Марте: — Присмотри за лошадьми, а будут приставать…

— Иди! Разберусь, — отмахнулась девчонка.

Я спрыгнул с седла, с нескрываемым сомнением окинул взглядом худенькую и нескладную фигурку ведьмы, но взывать к ее благоразумию не стал и по чавкавшим грязью доскам направился к высокому крыльцу игорного дома. У входа скучал мордоворот с ломаным-переломаным носом, я вложил в его мясистую ладонь серебряный грош и попросил:

— Присмотри, чтобы мальца не обидели.