Ревенант

Маэстро Салазар лишь фыркнул. Я указал на выход с церковного двора, намереваясь пойти напрямик через деревню и присмотреть место для ночлега, но Микаэль обратил мое внимание на церковный амбар. Мощью каменных стен он ничуть не уступал иным крепостям, был крыт добротными досками, да и дверь выглядела на редкость солидно. И — никаких окон. Внутри оказалось пусто.

— Годится! — одобрил я этот выбор, и мы поспешили к оставленным на дороге спутникам мимо брошенных домов, неказистых и покосившихся.

Вот только маэстро Салазар не счел разговор законченным и заявил:

— Ты и в самом деле хочешь заключить сделку с маркизой? На ее руках — кровь дюжины невинных девиц! И это только те, о которых нам известно доподлинно!

Я остановился и зло глянул на подручного.

— Я собирался заключить сделку с князем запределья, что мне договоренности с убийцей, одержимой собственной красотой? — Резкая отповедь только вырвалась у меня, а я уже о ней пожалел и потому добавил: — Ты пристрастен к ней, Микаэль! Вспомни лучше, как сам восхищался бюстом и задницей маркизы, пока не угодил ее стараниями за решетку!

Маэстро Салазар раздраженно засопел и заиграл желваками.

— Если не решишь эту проблему сам, придется мне, как ты изволил выразиться, примерить на себя роль высшего судии! Я этого так не оставлю!

— Беззаконие, пусть даже и в благих целях, погружает мир в пучину хаоса.

Бретер скривился и ответил двустишием:

Словами ловко играет всяк хитроумный плут,
Но речи их ядовиты, люди от них так и мрут!

Я не остался в долгу и отшил Микаэля в его излюбленной манере:

Стальной клинок смертоносней тысячи хитрых слов,
Любой, кто скажет иное, считает людей за ослов!

Маэстро Салазар рассмеялся.

— Филипп! Люди в массе своей и есть ослы, тебе ли не знать! — Затем он оттопырил нижнюю губу и презрительно фыркнул: — И «слов — ослов»? И это меня ты называл стихоложцем?

Я тяжко вздохнул.

— Хорошо, Микаэль! Не стану больше отбирать твой хлеб. Мир?

Бретер подумал-подумал и подмигнул.

— Но с маркизой придется что-то решать. Решать-решать.

— Нам бы ее отыскать для начала, — резонно заметил я, оглянулся на кладбищенскую ограду и добавил: — И чтобы нас еще при этом не сожрали…

«И не прикончили перешедшие на темную сторону коллеги», — но эту мысль вслух я произносить уже не стал.

Глава 3

1

На ночевку остановились в амбаре. Нашим спутникам о следах непонятного обряда рассказывать не стали, не желая нервировать барона, и без того встревоженного разорением погоста. Когда Уве высказал идею заночевать в церкви, Микаэль состроил каменное лицо и поинтересовался, какой из князей запределья надоумил школяра превратить храм божий в конюшню. Бедолага будто язык проглотил.

Живность мы разместили в дальнем конце амбара и, в силу отсутствия дымохода, развели костер на улице, желая сварить кашу и поесть на ночь горячего. Солнце скрылось за горами, и быстро стемнело, поэтому я напряженно вглядывался во мрак все то время, пока закипала вода и доходила до готовности крупа. В ночи беспрестанно что-то шуршало и скрипело, по спине пробегали целые толпы мурашек, но волкодав тревоги не проявлял. Барон Триге сегодня его на прогулку отпускать не стал и держал на привязи.

Впрочем, на чутье пса я особо не полагался, да и маэстро Салазар — тоже. Когда мы наконец ушли в амбар и заложили дверь прочным брусом, то испытали ни с чем не сравнимое облегчение. Рано радовались! Тут-то все и началось…

Волкодав немедленно завыл, лошади испуганно заржали, а осел с шумом опорожнил кишечник, но невыносимый смрад нечистот оказался наименьшей из наших проблем. Куда больше напугало происходящее снаружи. Кто-то заскрипел когтями о камни, поскреб дверь, забрался на крышу.

— Что это? — с дрожью в голосе спросил Уве.

Я прислушался к скрипу досок над головой и достал из саквояжа пару ручных бомб, принялся вкручивать в них фитили, заодно взвел пружину механического огнива. Вместо меня школяру ответил Микаэль.

— То, что намерено нас сожрать, но не способно попасть внутрь, — спокойно произнес он и уселся у котелка с кашей.

Барон Триге, демонстрируя изрядное самообладание, а быть может, фатализм, присоединился к бретеру. Пример оказался заразителен; кашу смолотили вмиг.

Вот только неведомая тварь и не думала успокаиваться. Шорох и поскрипывание над головой действовали на нервы, а потом гадина умудрилась отыскать хуже других закрепленную доску и подцепила ее короткими мощными когтями, пригодными и для разрывания мертвой плоти, и для разорения могил. Доска затрещала и начала отгибаться; тут уж я медлить не стал, вскочил, сунул в щель ствол мушкета и дернул спусковой крючок.

Грохнуло, отдача едва не вывернула вскинутые руки, зато в тот же миг наступила долгожданная тишина. Перезаряжая штуцер, я настороженно прислушивался, но скрежетание так больше и не возобновилось.

— Спать! — скомандовал я. — Мик, брось монету, кто дежурит первым…