В результате, превратив весь бизнес, в том числе крупный, в свою «дойную корову», правящая бюрократия парадоксальным образом подчинила свою социально-экономическую политику его интересам. В этом отношении замена коммерческой олигархии времен Ельцина силовой олигархией не привела к сколь-нибудь существенным изменениям. В частности, российскому государству по-прежнему остается недоступным решение наиболее значимых системных проблем российской экономики, блокирующих ее развитие и превращающих переваривание нефтедолларов в «рост без развития».
Действительно, главная проблема — незащищенность собственности — является проблемой лишь для удаленного от государства бизнеса, не имеющего политических рычагов для защиты своей собственности и, соответственно, не обладающего никаким значимым политическим влиянием. Для олигархов же, определявших и определяющих экономическую политику (их персональный состав изменился, коммерческие заменены силовыми, однако социально-политическая категория и общественная роль остались), защита собственности как таковой противоестественна. Ведь она представляет собой защиту чужой собственности от их экспансии и, соответственно, затруднение последней.
То же самое относится к борьбе со злоупотреблением монопольным положением: хотя российская экономика сверхмонополизирована (монополией может быть даже газетный киоск в центре большого города), в наибольшей степени своим монопольным положением злоупотребляет именно крупный бизнес, и в самую первую очередь — олигархи, по определению имеющие политическое «прикрытие».
Так как российский крупный бизнес ориентирован преимущественно на экспорт, а не на внутренний рынок, массовая бедность (по данным социологических опросов, 12 % населения России испытывает нехватку денег на еду, 43 % — на одежду, 85 % — на бытовую технику, а по данным главного санитарного врача Онищенко, в 2003 году 80 % российских детей имели дефицит веса, вызванный систематическим недоеданием) воспринимается им не как подрыв рынка сбыта, а как полезный элемент снижения производственных издержек. Поэтому стремление к повышению уровня жизни широких масс россиян для российских олигархов, в том числе силовых, также является противоестественным.
Депрессивные же регионы просто не предоставляют никаких возможностей для развития бизнеса и потому остаются вне поля зрения олигархов — точно так же, как и разрушающаяся вследствие износа унаследованная от Советского Союза инфраструктура, слишком капиталоемкая и слишком медленно окупающаяся, чтобы представлять коммерческий интерес.
Тупик экономической политики, по-прежнему вырабатываемой под определяющим влиянием олигархии и потому не способной решить наиболее значимые проблемы, усугубляется тем, что правящая бюрократия просто от лени (коррупция, в последние пять лет окончательно приобретшая системный характер, является уже второстепенной причиной) в массовом порядке делегирует свои функции бизнесу.
При этом, стремясь снять с себя максимум содержательной работы, она делегирует именно те функции государственного управления, которые никогда и никому нельзя делегировать, — разработку реформ, определение норм и правил.
Более того, в силу лени и коррумпированности она делегирует их именно тем, кому нельзя делегировать, — наиболее заинтересованным участникам рынка, да при этом (в силу рудиментарного патриотизма) еще и государственным. В результате практически все значимые реформы — электроэнергетики, железнодорожного транспорта, жилищная, коммунальная, образования, пенсионная, медицинского страхования — направлены на обеспечение интересов бизнеса без какого бы то ни было учета интересов общества. При этом просто в силу состава разработчиков они еще и обеспечивают подавление частных компаний формально государственными или тесно связанными с чиновниками-реформаторами бизнес-структурами.
В поисках выхода из этого тупика крупный бизнес России попытался проявить инициативу: «профсоюз коммерческих олигархов» — Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП) — в одностороннем порядке взял на себя разработку экономической политики. Эта попытка закономерно провалилась, даже не столько из-за откровенного пренебрежения со стороны победившей силовой олигархии, сколько из-за естественного и неустранимого корпоративного эгоизма: без принуждения со стороны государства бизнес в принципе не может в полной мере учитывать неотъемлемые интересы общества.