Рецидив

Максим не просто знал эти приёмы, как и все бойцы его группы, он применял их на рефлекторном уровне, что позволяло ему практически всегда контролировать бой, избегать вязких, защитно-тупиковых ситуаций и добиваться нужного результата, то есть победы. Он свободно владел всеми формами передвижения, от самых простых, типа «катящийся камешек», «играющий медвежонок», «лодка на волнах», до сложнейших, наподобие «водоросли в воде» и «тающие призраки», когда нацеленный удар противника, абсолютный «верняк» с его точки зрения, вдруг проваливается в пустоту.

Но то, что продемонстрировал неведомый враг, прятавшийся в заброшенном доме, а то и специально ждущий противника в засаде (вот причина ухмылки Жлоба!), было за гранью возможностей Максима. А может быть, и за гранью возможностей человеческого тела.

Какое-то время он держался, используя все свои навыки и опыт прежних «прикладных» — до уровня «выжить» — боёв и схваток, маневрируя и на инстинкте блокируя удары локтями, плечами и ногами. Потом начал пропускать атаки, попробовал контратаковать «жидкую тень» противника и пропустил удар в ухо. Улетел в угол комнаты, чудом миновав край стола.

Спас положение Савелий, пришедший в себя.

Правда, он смог лишь метнуть колючий шарик-игадама из «ниндзя-набора», но и этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь внимание неведомого искусника боя: металлическая колючка-«репей» впилась ему в плечо, и соперник майора остановился на мгновение, гибко разворачиваясь к лейтенанту.

Савелий метнул ещё два «репья», просвистевшие мимо цели — противник станцевал «маятник», — поднялся на ноги, принимая видимость боксёрской стойки. Делалось это исключительно для восстановления дыхания и отдыха, так как никакие стойки бойцами группы не применялись. Но сидевший в засаде мастер боя — Максим так и не сумел рассмотреть его детально, потому что он «плыл», «двоился» и раскачивался сам в себе, было видно лишь, что он высок, выше среднего роста, жилист, гибок, черноволос и одет во всё чёрное, — не дал Савелию шанса прицелиться поточнее.

Тело его буквально «размазалось» от скорости, превращаясь в смерч, смерч достиг лейтенанта, и Савелий, несмотря на попытку блокировки и схода с вектора удара, снова взлетел в воздух, грохнулся о стену комнаты, обитую рассохшейся дранкой, и сполз на пол.

Максим взревел — внутри себя, беззвучно, подхватился на ноги, метнулся к противнику, используя «прыжковый» шаг, напоминающий манеру пританцовываний-уклонов-перемещений боксёра по рингу, но в отличие от неё являвшийся объёмным. При этом он мог свободно разворачивать туловище в любую сторону, уходить с линии атаки и не терять при этом равновесия. Поэтому противник не смог сразу «достать» его прямым выпадом или взять на приём.

Однако продержался Максим всего минуту, на ходу сметая стоящего с азартной миной на лице Жлоба. Противник умело использовал стол, толкнув его ногой навстречу майору, потом перепрыгнул стол и, как паук, нанёс серию ударов — руками и ногами, целясь в голову Максима и в живот.

Три удара Одинцов отбил, четвёртый — в шею — чуть не снёс ему голову, и Максиму пришлось уходить нырком на пол, с перекатом, чтобы не пропустить добивающий удар. При этом у него из карманов куртки и штанов высыпались ключи, хурракан, мелочь и телефон, который принадлежал Тромбу.

Это заметил прижавшийся к переборке Жлоб, кинулся к столу, под который укатился телефон, однако нарвался на удар локтем вставшего на ноги Савелия.

Максим метнулся к столу, ускоряясь до предела, до красных чёртиков в глазах.

Противник сделал то же самое, но понял, что не успевает, и изменил траекторию движения, нырнул в тёмную комнату за переборкой.

Что-то вспыхнуло там, запахло озоном. И стало тихо.

Жлоб завозился на полу, сел с вылезшими из орбит глазами, держась за шею.

Савелий крабом пробежал к двери в комнату, заглянул в неё, оглянулся на подскочившего Максима.

— Никого, бля!

Жлоб вскочил, бросился к входной двери, нагнув голову по-бычьи.

— Держи его! — Максим впрыгнул в комнатёнку, служившую, очевидно, хозяевам спальней, подождал, пока глаза привыкнут к сумраку, прислушиваясь к возне в доме.

Послышался удар, оборвавшийся вопль, падение тела.

В комнату заглянул Савелий.

— Куда он делся?

Максим, мягко ступая, подошёл к окну, сдёрнул с него плотный кусок ткани, оказавшийся ветхой дерюгой. В комнату хлынул серый свет, с трудом пробившийся сквозь слой пыли и грязи; окна в доме не мыли несколько лет.

В комнатушке присутствовала узкая, одноместная, с металлической сеткой кровать, накрытая полосатым матрасом. Рядом стояла этажерка с лежащим на полках хламом. На самой верхней полке сверкал огнями какой-то аппарат, похожий на ракетницу. На полу валялась разодранная подушка и куча истлевшей одежды. На стене висели покоробившиеся рамочки с фотографиями, на которых почти ничего нельзя было разглядеть. И больше ничего и никого в комнате не было.

Максим на цыпочках подошёл к этажерке, наклонился к «ракетнице».

— Что это? — хрипло спросил сзади Савелий.

— Хаур, — пробормотал Максим, проследив за направлением дула «ракетницы». — Только другой формы.