Рецепт идеального лета

Сказав это, он забегал взглядом по нашим лицам. Я с изумлением смотрела на него: когда это Наташка успела ему проболтаться? Может быть, еще на рассвете, пока все спали, к нему в корпус бегала? С нее станется… С другой стороны, возможно, Костик все же пришел вчера на свидание с Наташкой и, увидев пришельцев, струсил и убежал, даже не подумав предупредить ее.

Переведя взгляд на Дениса, я увидела, что он с любопытством смотрит на Наташку. И не просто с любопытством, а со злобным, хищным выражением в глазах. Я уже видела у него подобный взгляд и теперь гадала: неужели Денис был настолько мстительным, что не мог простить Наташке тот вечер, когда он ей признался в любви на глазах у всех, и теперь каждый раз будет ловить момент, когда она может попасть впросак…

– Каких таких пришельцев? – спокойно спросила Лена.

Настал черед мне с удивлением воззриться на нее. Я не ожидала, что она сумеет так хладнокровно врать. Хотя «врать», конечно, не совсем то слово. Но в любом случае, задав вопрос, она совершенно равнодушно посмотрела на Костика, словно ее эта тема не интересовала, или будто она понятия не имела, что за бред сейчас несет Костик.

– Ну как же, – опешил Костик. – Тех самых, которые здесь шастают…

– Я не видела никаких пришельцев, – неожиданно заявила Лена и обратилась ко мне: – А ты, Оль?

– Я тоже не видела, – нерешительно подыграла я.

– А ты, Наташа? – спросила Лена.

Наташа сидела, уставившись в свою тарелку. Все мы одновременно посмотрели на нее. И то ли под давлением нашего взбудораженного внимания, то ли из-за гнетущих воспоминаний прошедшей ночи из глаз Наташи потекли слезы. Сперва медленно, затем все быстрее. Капля за каплей они падали в ее тарелку, так что Лена, первой не выдержав, встала из-за стола:

– Думаю, нам пора.

Наташа тут же, как по команде, поднялась и пошла следом за ней. Я посмотрела на Дениса – он откинулся на стуле с выражением удовлетворения на лице. Это было отвратительно. Вот, говорят, нужно уметь проигрывать. А по-моему, чтобы быть победителем, нужно не меньшее умение. А может быть, даже большее. Выиграть и суметь не показать своего превосходства над слабым противником – вот это действительно победа, в первую очередь над самим собой.

Я молча встала и пошла следом за девочками. Когда я вышла из столовой, то увидела, что они направляются на футбольное поле. Они шли рядом, словно Лена никогда не была объектом ядовитых шуток со стороны Наташки. Словно они всю жизнь были самыми закадычными подружками. И я никак не могла для себя решить, было ли это для Лены проявлением слабохарактерности или, наоборот, выражением величайшей человеческой добродетели – умения прощать.

Возле пенька постепенно собиралась толпа мальчишек и девчонок. На пеньке сидела наша вожатая, терпеливо ожидая, когда из столовой подтянутся все. На этот раз косынки на ее голове не было, и ветер ерошил ее длинные волосы, то с легкостью подбрасывая их вверх, то задувая ей на лицо, так что вожатая вынуждена была то и дело поправлять их, откидывая на спину. У девочек дела обстояли не лучше, многие из них торопливо заплетали уже запутанные волосы в косички.

– Так! – вожатая похлопала в ладоши, привлекая наше общее внимание. – На сегодня сбор урожая отменяется. – Она на секунду замолчала, прерванная гулом радостных голосов, а затем объяснила: – Синоптики прогнозируют сегодня грозу, поэтому врач категорически запретил выводить вас не только за пределы лагеря, но даже в сливовую рощу, чтобы вы не промокли и не схватили простуду.

Вожатая первой удалилась в сторону корпуса вожатых. Все остальные медленно разбрелись по своим делам. Лена, я и Наташка пошли к той скамейке, на которой сидели ночью. Повсюду слонялись группы девчонок и мальчишек, не знающих, чем себя занять. Наша скамейка, к счастью, не была занята, а вот на противоположной трое мальчишек играли в «подкидного дурачка», громко выкрикивая масть и достоинство своих карт.

– Я бы тоже сыграла… – без особого, впрочем, энтузиазма произнесла Наташка и откинулась на спинку скамейки.

– А я бы не стала, – спокойно сказала Лена.

– Не любишь азартные игры? – улыбнулась я.

– Дело не в этом, – ответила Лена. – Согласно учению Православной церкви, игроки в карты хулят Господа. Четыре масти символизируют крест, на котором был распят Иисус Христос, копье, которым он был пронзен, губку, поднесенную ему с уксусом, и гвозди, которыми он был пригвожден к кресту.

– Не знала, что ты такая религиозная… – вырвалось у меня.

– А я и не религиозная, – пожала плечами Лена. – Просто если предположить, что вся эта история действительно имела место быть, то мне было бы крайне неприятно даже просто прикасаться к вещам, несущим на себе подобную символику.

– Но если игральные карты создавались специально против религии, почему их изначально не запретили? – недоуменно спросила я.