РЕТРО

А так, в основном приходят мужчины крепкие, уже ко всему подготовленные. Выкупаются перед свиданием, оденутся во все чистое, новое.

Укладываешь такого красавца в гроб – видно, что шел он, как на праздник!..

А на тебя я ни зла не держу, ни обиды. Хоть и сама ты себе выбираешь свое периодическое счастье, но все равно – это от меня подарок… Ведь я позволяю…

И потом – ведь ты ни разу не предала меня. Я знаю, что ты меня любишь. Ну, по-своему. Так, как это можешь ты, как это у тебя получается. Ты хорошая мать. Мы вместе с тобой воспитали отличных сыновей…

И я знаю, что и в горе и в радости ты будешь со мной всегда. И больного не бросишь и – поддержишь в трудную минуту…

– Скажи… Мефодий, скажи, а ведь их же потом ищут… Ты не боишься, что как-нибудь все раскроется, тебя вычислят?..

– Это почти невозможно. Обычно те, кто приходил к тебе на свидание, не говорят никому, куда они уходят и зачем. Они всем врут.

И потом – их просто не знают, где искать.

Либо ищут там, где они никогда не могли бы быть…

– А – семья? Ведь женатых ждут дома… И долгие годы не знают, куда человек пропал…

– А вот тут для семьи, может, даже и хорошо, что она никогда не узнает всей правды. Пропал – это, конечно, грустно. Но во сто крат ужаснее узнать замужней женщине, что ее мужа убили где-то на квартире из ревности.

В этом случае ничего такого не знать – это почти счастье.

Оставляя все в тайне, я сохраняю всем этим донжуанам доброе имя.

Их не проклинают семьи, которые они навсегда покинули, о них сохраняется добрая, светлая память. Их даже долгие-долгие годы ждут…

Мефодий Тарасович замолчал.

Он вскоре уснул, а его супруга еще долго тихо плакала. Слезы стекали по прекрасным щекам на подушку.

И даже тогда, когда Алевтина уснула, они еще какое-то время сочились сквозь натуральные длинные ресницы.

Но к утру все высохло.

СТАТУЭТКА

Анютка… Рыжая моя одноклассница. Росли вместе. Играли в одной песочнице. Двор – один на двоих между хрущёвскими пятиэтажками. Росли, росли и выросли…

Анютка из рыжего бесполого подростка прорисовалась в расцветающую девушку. У меня незаметно изменился, огрубел голос.

Но отношения у нас оставались прежними: друзья, просто друзья. Даже, когда мне попалась порнушная кассета, мы с Анюткой посмотрели её без всяких экстраполяций. Я переживал происходящий на экране ужас отдельно, Анютка – открыв рот – отдельно. Вместе поржали.

Ну – и вот так…

Я не видел в Анютке девчонку, с которой могли бы совмещаться мои, уже нескромные, фантазии. Анютка, вполне уже оформившись в хорошенькую девушку, вела себя со мной, как мальчишка. Друг. Ну… сестра.

Однажды нам с ней попался альбом по зарубежному искусству. Анютка посещала художественную школу и ей дали задание сделать доклад по искусству Возрождения. Мы с Анюткой пошли в библиотеку, а потом – к ней домой. Я часто к ней заходил. Мы вместе пили чай, хохотали. Хорошее было время.

Ну, вот, значит, зашли мы пить чай и посмотреть альбом по искусству.

Ничего особенного не было в том альбоме. В основном картины, статуи. На них все голые. Боги всякие. Богини.

Я смотрел, смотрел и вдруг сказал: – Анютка, а из тебя тоже получилась бы статуя. Не хуже греческой.

Анютка хихикнула: – Да, ну, скажешь тоже!..

А я стал развивать идею: – Вот, знаешь, если тебя голую пудрой или тальком обсыпать – точная Венера получится!

И в этой моей фразе вообще не было ничего такого. Потому что Анютка меня совсем не стеснялась, переодевалась при мне, как это она, вероятно, делала в обществе подружек. Росли мы вместе. Привыкли друг к другу. Меня интересовали совсем другие девчонки, о чём я рассказывал Анютке. Она мне тоже рассказывала о своих, правда, ещё совсем платонических, увлечениях.

Тут ещё такое было важное обстоятельство: родители на день рождения и в связи с предстоящим окончанием школы подарили мне цифровой фотоаппарат. Хороший аппарат. Многое он мог делать без участия фотографа, поэтому очень скоро я себя почувствовал крутым фотомастером.

И тут – такой случай! Анютка – замечательная модель! Сделать из неё фото Венеры – и главный приз где-нибудь на международном фотоконкурсе обеспечен!

– Анютка-а-а-а! Давай фотографироваться! – и я с жаром стал рисовать перед ней перспективы нашей фотосессии. С гарантиями сохранения имени модели в глубокой тайне.

Я сказал Анютке, что её, измазанную мелом, никто никогда не узнает.

Девчонку, которая при мне свободно переодевала колготки, уговаривать долго не пришлось.

Договорились, что на выходные, когда родители Анютки уедут на дачу с ночёвкой, я приду к ней с фотоаппаратом.

Я должен был ещё решить задачу с нашим главным реквизитом – достать тальк. Без талька всё мероприятие теряло связь с искусством Возрождения и выглядело бы, как обыкновенное фотографирование голой девчонки.

Нам, художникам, это было совсем не нужно.

В субботу я заявился к Анютке с фотоаппаратом и тальком.

Она встретила меня в коротком халатике.

Мы решили ещё раз просмотреть фото скульптур из альбома. Делать всё нужно было по-настоящему. Чтобы мир ахнул.